Сын вечности

На Старом кладбище офигеть как холодно, и дыхание собирается около рта облачками. Мы принимаемся искать Кровавых чародеев. Для городского парня такая темнота абсолютно непроницаема: я иду мимо безымянных могил, ничего не видя, но фонарей нет. Путь освещают только звезды Венценосного мечтателя, который с каждой ночью сияет в небе все ярче. Если мы не остановим банду, Луна окажется на шаг ближе к преображению мира. И если существует возможность создать зелье, подавляющее силу, – сработает ли оно на Луне, когда она выпьет Кровь жнеца?

– Надо бы нам вложиться в теплые шмотки, – говорит Уэсли.

Я создаю огненный шар ради тепла и света. То, что я считал треснувшей под ногой веткой, оказывается тоненькими почерневшими костями. Брайтон снимает дорожку из костей, ведущую к дереву.

– Брайт, давай живее.

– Я снимаю.

– Тебя вообще здесь быть не должно.

– Как и тебя.

– А я и не хотел сюда. Но это другое, и ты сам это понимаешь.

– Я налажал и собираюсь все исправить. Я немножко поинициативнее твоего любимого оборотня, который валяется там в Нове и наверняка уговаривает дать ему доступ к «Нетфликсу».

Я не в состоянии злиться на кого-то, кто не хочет сражаться, потому что хочет жить. Я это очень хорошо понимаю.

– Если ему не нужны силы, зачем он с ними вообще связался, – бухтит Брайтон.

Я уже хочу попросить его прекратить изображать из себя героя и свалить, когда Айрис подает нам сигнал заткнуться. Она прячется за статуей безголовой гидры. Хотя ледяной ветер стал только сильнее, я свожу ладони и гашу огненный шар, чтобы он нас не выдал. Пальцы сразу холодеют.

Под холмом стоят треугольником трое Кровавых чародеев, связанные черной веревкой. Их окружает десяток послушников в церемониальных мантиях. Они закрывают собой невысокого человечка с мертвенно-белым лицом и серыми, как грозовые тучи, волосами. Алхимик Энклин Принц стоит между двух могил и держит в руках металлическую урну на каменном основании. Я не могу прочитать золотые знаки, вырезанные на нем, но, когда Энклин начинает петь, они загораются.

Напротив него стоит не кто иная, как Луна Марнетт. Она никогда не показывается на людях. Если бы Несс не остался в Нове, я бы решил, что это он ее изображает. Но эта вроде настоящая. Лицо у нее изнуренное, и она внимательно смотрит на урну. Спутанные серебряные волосы спадают до пояса, а на ремне висят три кинжала в ножнах. На ней кружевные перчатки, поблескивающие в лунном свете. Я не слышал ее голоса и не знаю цвета ее глаз, но я очарован ею. Несс говорит, что ей не нужна сила, чтобы быть могущественной, и теперь я понимаю, что он имел в виду.

Меня снова охватывает мороз, и я ежусь. Может, так холодно из-за того, что они тревожат мертвых?

– Держись подальше, ладно? – шепчу я.

– Ты делай свою работу, а я буду делать свою, – отказывается Брайтон.

По-моему, он хочет, чтобы нас убили.

Мы сбиваемся в кучку, стараясь, чтобы люди Луны нас не увидели.

– Нам нужна эта урна, – говорит Атлас. – Уэсли, твой выход.

– Но мы не знаем, как работают те веревки, – возражает Айрис.

– Может, они церемониальные, – решает Марибель. – Уэсли может метнуться туда-обратно, и у нас все равно останется преимущество из-за элемента неожиданности.

За нами хрустит кость, и кто-то орет:

– Чароходы!

Послушник.

Атлас сбивает его с ног.

Вокруг нас взрываются чары, разнося на куски статую. Все, что мы запланировали в машине, уже полетело в ад, но нам придется сделать все возможное, чтобы не дать Луне захватить привидения родителей. Два послушника бегут на меня, и холодный воздух застывает в легких. Как тогда, когда зимой я бежал от метро к дому, чтобы скорее согреться. Электрически-синяя молния проходит над плечом и взрывается у меня под ногами. Я отпрыгиваю за дерево, которое трясется от попавшего в него заклинания. Потом высовываюсь и швыряю огненную стрелку в ногу послушника. Второй спотыкается о первого.

Я продолжаю двигаться, с облегчением замечаю, что Брайтон засел в каких-то кустах, хозяин которых при жизни явно был зверски богат. Кровавые чародеи пугают до чертиков – они не шевелятся. Почему бы Стэнтону, Дион или Джун не сбросить веревку и не вступить в бой? Значит, это не просто ритуальная принадлежность?

Уэсли проносится мимо по направлению к триаде призраков и взмывает в воздух. Но стоит ему пересечь веревку, как сияющее золотое поле останавливает его. Уэсли летит по воздуху и спиной бьется об огромный надгробный камень.

Он валится в грязь лицом и затихает.

– Уэсли! – Вокруг Атласа вихрем вздымаются листья, он замахивается в воздух, и ветер сбивает шестерых послушников с ног, разбрасывая их в стороны. Мы бежим к Уэсли и переворачиваем его. Атлас трясет друга, но тот не открывает глаз.

– Он дышит? – спрашиваю я.

Атлас кивает, нащупав пульс.

– Нужно отвезти его к Еве.

Я перевожу взгляд с Уэсли на Кровавых чародеев и обратно.

– Надо вытаскивать его отсюда.

Вокруг нас по-прежнему рвутся снаряды чар. Мне кажется, я никогда не привыкну к мысли, что меня хотят застрелить. Я не могу представить, что Луна хочет сделать меня оружием. Зачем ломать меч, которым планируешь убивать?

– Айрис!