Сын ведьмы

На другой день Малфрида как ни в чем не бывало явилась к обеду и выглядела вполне довольной. Причем принесла с собой бутыли живой и мертвой воды в лубяном лукошке. А позже, отозвав Добрыню, долго с ним что-то обсуждала, обговаривала.

– Поделишься ли, что сказала она? – спросил позже Сава.

– Как не поделиться? Сегодня все и решится у нас. А сейчас идем, поможешь мне развесить приготовленную упряжь для Ящера. Она уже готова, ну а Малфрида Ящера опустит там, где нужно. Да только Жишиге лучше рот завязать, а то чудище злится и звереет, когда слишком шумят.

Сава удивленно посмотрел на Добрыню – у того в глазах веселые искры. И через миг оба расхохотались.

Однако вечером сладить с Жишигой оказалось непросто. Не давался волхв, скакал, бегал, как молодой, уворачивался, чтобы не связали. Видать, решил, что хотят добры молодцы его связанным Ящеру на съедение отдать. Еле управились с ним, скрутили, рот кляпом заткнули. Жишига только мычал и дико вращал глазами.

– Что за дурней в волхвы у вятичей берут, – покачал головой Добрыня.

– А может, разъяснить ему все? Он ведь ничего не знает о чародейке.

– Была морока этому недалекому такое в голову втемяшивать! Слишком долго. Легче было бы просто скинуть его куда-то в овраг, а Малфриде сказать, что, мол, сбежал. Но такую, как она, разве обманешь?

И оба гадали – зачем Жишигу с собой тащить? Им бы с Ящером управиться, а тут еще этого плененного волхва пристраивать.

Но и сама мысль, что им придется оседлать Ящера, казалась чудовищной. Саву, который некогда шел на Ящера, вообще оторопь брала. Столкновение прошлой ночью казалось даже забавным по сравнению с тем, что парню пришлось перетерпеть, когда его рвали когтистые лапы, а оскаленная пасть была так близко над ним… Потому не удержался, спросил:

– Как ты ее уломать смог и договориться, Добрыня?

Тот, сосредоточившись, облачался в громыхающий копытный панцирь. Однако через время все же ответил:

– Мы ведь с ней не чужие. Вот и поладили.

Добрыня говорил спокойно, словно им самое плевое дело предстояло. Но когда они пошли туда, где между деревьями была развешана упряжь для Ящера, ему, честно говоря, даже не по себе стало. Сава догадывался, что чудище должно было подлететь так, чтобы они эти канаты и петли могли на него накинуть, но подлетит ли? Чтобы такая силища, да так покорно…

Один раз он даже услышал, как Добрыня произнес негромко, словно обращаясь к себе самому:

– Выполнит ли уговоренное? Она ведь сейчас не совсем человек…

И вздохнул, борясь с внутренним напряжением. А вот Сава даже ощутил некое злорадство: надо же, а ведь как уверенно заявил, что они, мол, с ней договорились, ибо не чужие друг другу. Однако злорадство – оно от гордыни. И Сава заставил себя смириться, стал читать молитву, но крепкая затрещина посадника остановила его.

– Не развеивай чародейство!

Сава не обиделся. Его била мелкая противная дрожь. Темно было. Ночи новолуния самые глухие, не зги не видать. Даже постанывающего Жишигу, что лежал связанным неподалеку, едва удавалось различить. А Добрыня – ничего. Как будто видит в этом кромешном мраке. Раньше тут все мерцало да подсвечивало от игр навьих духов, а сейчас и тех нет. Может, предстоящее их и разогнало? И то подумать: простые смертные вознамерились оседлать ни много ни мало крылатого Ящера! И рука сама тянулась к кресту на груди, хотелось взмолиться, попросить высших сил… С этим было бы как-то легче, словно находишься под защитой, а не брошен на произвол судьбы против дикой, злой твари, какая размером больше в длину ладьи варяжской.

Сава не успел додумать мысль до конца, как раздался шуршащий звук наподобие шелеста, воздух заколебался, будто от ветра. Ящер подлетал, все его шесть крыльев легко несли длинное темное тело. Во мраке мерцали желтые светящиеся глаза, огромный силуэт казался черным. Чудище сделало круг над прогалиной, по бокам которой они примостились, удерживая длинные ремни упряжи, а затем… Плавно, словно лебедь, оно полетело прямо туда, где находился длинный ошейник, и с единого подлета всунуло в него узкую длинную голову. Только один из роговых наростов зацепился за завязку, и чудище потянуло сильнее, почти протащив за собой удерживающих ее людей.

Экая сила! Казалось, что невесть куда уволочит. Но нет. Замерло чудище, только крылья дрожали в темноте да метался длинный хвост. А ведь самое опасное – попасть под удар хвоста, который как будто действовал сам по себе, когда сам Ящер стоял почти смирно, только твердое чешуйчатое туловище подрагивало от невероятного напряжения.

– Я удержу! – крикнул Саве Добрыня, взбираясь по согнутой чешуйчатой лапе на спину Ящера. Он быстро обвил ремнями торчащие рога и затянул узлы у основания крыльев. – Теперь тащи пожитки и этого бесноватого волхва!