– Аэромоб, кавалер? Куда вы полетите? В пустыню?! Кстати, в случае побега хан казнит всех оставшихся.
– Тогда зачем нас взяли под стражу?
– В смысле?
– Ну, если нам всё равно некуда деваться?
– Чтобы вы были сговорчивее, Гюнтер. Угрозы – намёки Кейрина.
– А казни?
– Это уже не намёки. Это действия, и вам стоит это учесть.
К слову, доктор с мужем и сыном не поддержали бойкот пришельцев. Но у посла прибавилось забот, и он не мог остаться с гостями. Артур слонялся рядом, поглядывал на Натху, на Гюнтера, явно желая о чём-то поговорить – но стеснялся или осторожничал. Регина на вопросы отвечала, но была мрачнее тучи, и Гюнтер почёл за благо не донимать женщину.
Союзниками следовало дорожить.
Натху бродил от окна к окну, выглядывал наружу и горестно вздыхал. Машинально он постукивал булавой по полу, словно хромой – тростью, отчего половицы жалобно скрипели и трещали. Брамайн вновь занялся исследованием возможностей собственного тела. На него старались не смотреть. Особо чувствительных тошнило. Гнетущее ожидание тянулось, мотая нервы на локоть, и Гюнтер даже обрадовался, когда в дверях возник кривой хайль-баши.
– Опора Трона желает вас видеть, – на сей раз хайль-баши был краток. – Тебя, колдун, и тебя, Аль-Сахира Химаятан. Следуйте за мной.
Объяснюсь, сказал себе Гюнтер-медик. Кейрин-хан человек? Человек. Разумный? Разумный. А два разумных человека всегда найдут общий язык.
Гюнтер-невротик только вздохнул.
– Натху, жди меня здесь. Я скоро вернусь.
Мальчик послушался, но без охоты. Не наломал бы дров, с тревогой подумал Гюнтер, идя по коридорам. Уловив ментальный посыл доктора, он снял барьеры.
«Когда войдём, опуститесь на колени.»
«Зачем?»
«Надо. Делайте, как я.»
«Хорошо.»
Почему раньше следовало простираться ниц, а теперь достаточно встать на колени, Гюнтер так и не понял. Варварские ритуалы были выше разумения кавалера Сандерсона. То ли дело научное титулование Ларгитаса! Просто и структурно: кавалер – магистр-ассистент, барон – приват-доцент, граф – адъюнкт-профессор…
– Дозволено встать.
Сегодня был краток не только кривой хайль-баши.
– Ты принёс амулет, колдун?
Маленькая комната, чище и опрятнее всех, что Гюнтер до сих пор видел в посольстве. Стёкла окна вымыты до блеска. Светло-розовая драпировка стен лишь слегка выцвела. На полу можно обедать – ни пыли, ни сора. Кресло с узорчатым сиденьем, ножки в виде львиных лап. Низенький столик с пустой вазой для фруктов.
Всё.
Креслом Кейрин-хан воспользоваться не пожелал. Он стоял рядом, весь в чёрном с серебром – хищный, властный, строгий. Хан ждал ответа.
– Нет, о великий.
Гюнтер с удивлением выяснил, что делает успехи. Величанье слетело с языка само собой – и ничего, не покоробило.
– Причина?
Хан был искренне заинтересован. Признаков гнева он не выказывал, но всё могло измениться в любую секунду.
– Как я и говорил вчера, у меня нет амулета.
– Я повелел тебе его сделать.
– Прошу прощения, о великий, но это не в моих силах.
– Ты слаб?
– Я не умею делать амулеты.
«Осторожнее, – пришёл посыл от доктора Ван Фрассен. – Взвешивайте каждое слово!» Регина замерла в двух шагах позади Гюнтера, глядя в пол, но даже не прибегая к эмпатии, кавалер Сандерсон ощущал исходящее от неё напряжение.
«Я постараюсь.»
Диалог не занял и десятой доли секунды.
– Колдун не умеет делать амулеты? Наверное, ты плохой колдун.
– Вы правы, о великий. Я плохой колдун.
– Плохой колдун – хозяин сильного джинна? Как же ты управляешь им?
– Позвольте объяснить…
– Позволяю.
Гюнтер сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду. «И не пытайтесь!» – сказала ему вчера доктор. Сейчас Регина молчала. Нет, он всё же попытается – другого выхода ему не оставили. Если Кейрин-хан умён, он поймёт.
– Я не управляю Натху при помощи амулета или иного колдовства. Джинн – мой сын. Мой родной сын. Как отец управляет сыном?
– Как? – заинтересовался хан. – Плетью?
– Словами. Говорит, что можно, чего нельзя. Велит что-то сделать или чего-то не делать. Мне казалось, так у всех…
– Не у всех, колдун.
– Тем не менее, в наших отношениях с сыном нет никакого волшебства.
С минуту Кейрин-хан молчал, покачиваясь с пятки на носок. Мерно скрипели половицы. Звук был гипнотическим, усыпляющим. Гюнтер не выдержал, моргнул.
– И он тебя слушается?
– Не всегда, – честно признался кавалер Сандерсон. Улыбка хана была ему ответом. – Натху ещё ребёнок. А дети бывают непослушны.
– О великий, – напомнил хан.
– Дети бывают непослушны, о великий.
– Непослушный джинн, – Кейрин-хан отвернулся от Гюнтера. Он ни к кому не обращался, он размышлял. От его тона мурашки бежали по телу. – Непослушный аль-ма́рид. Нет, хуже: непослушный ифрит. Аль-марид – твой сын, колдунья. Сын колдуна – ифри́т[8]
, в том нет сомнений. Ифриты могучи, но глупы. Их поступки непредсказуемы. Их желания буйны. Это плохо. Опасно.Хан прошёлся по комнате взад-вперёд, выглянул в окно. Ифриты глупы, мысленно повторил Гюнтер. Натху – ребёнок, его наивность легко принять за глупость. Объяснить это Кейрину? Сейчас Гюнтер уже не был уверён, что хан его поймёт.
Ему сделалось зябко, когда Кейрин остановился перед ним.