Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

Руперт подошел к аппарату и невольно отметил про себя, что они с Ниной снова одни. Алексея отправили в пустовавшую комнату отдохнуть. Но как только Нина передала ему трубку и он услышал далекий голос Роланда, все остальное отступило на второй план.

— Это ты, отец?

Обращение «отец» прозвучало довольно церемонно. Вероятно, Роланд был в одном из тех необщительных настроений, когда он изображал взрослого.

— Да, это я, — прокричал в трубку Руперт. — Как ты поживаешь?

— Спасибо, очень хорошо. Что-нибудь случилось?

— Нет, нет. Я звоню потому, что пора собираться домой, — сказал Руперт.

Роланд немного помолчал.

— А можно мне остаться здесь до четверга?

— Тогда я приеду за тобой в пятницу.

Они сухо и вежливо попрощались, и Руперт повесил трубку.

Нина взглядом спросила его, что сказал Роланд.

— По-моему, он чувствует себя там как рыба в воде, — заметил Руперт. — Хочет остаться до четверга, поэтому закажите нам места на самолет до Москвы на пятницу. Это возможно?

— Думаю, что да.

Они тоже были друг с другом необычайно вежливы, но странное дело: чем дальше они старались друг от друга держаться и чем больше прилагали к этому усилий, тем больше разжигали в себе чувство, которого прежде не испытывали. А оно, в свою очередь, толкало их на близость, которой они так упорно старались избежать.

— Вы можете соединить меня по телефону с Джо? — спросил он.

— Вам придется подождать до одиннадцати вечера, — сказана она. — Я к тому времени вернусь. А сейчас, если я вам больше не нужна, я должна пойти утихомирить Алексея.

— Спасибо, мне ничего не нужно.

— Тогда я пойду.

— Хорошо.

Нина уходила нехотя, и он отпускал ее тоже неохотно. Он вдруг осознал, что последние две-три недели проводил с ней целые дни, а вот сейчас она закроет за собой дверь и уйдет к другому. «Что она будет делать, когда войдет к Алексею? — спрашивал он себя. — Как она будет себя с ним держать? Неужели она будет такой, какой была раньше?»

— Нина! — окликнул он ее.

Она неуверенно обернулась.

— Да?

— Где Тедди? — осведомился он, принуждая себя думать о другом. — Он вернулся из Севастополя?

— Вернулся, а потом снова уехал, когда узнал, что нас нет. Не знаю, где он сейчас. Кажется, гостит у приятеля. Кто-то приезжал с ним из Севастополя… А что? Он вам нужен?

— Нет, ничего. Я просто подумал, куда он девался.

— Вернется. Не беспокойтесь, — сказала она и поспешно ушла, воспользовавшись тем, что Татьяна принесла обед.

Тревожные мысли о Федоре и о синем путеводителе были сейчас для Руперта даже облегчением. Что угодно, лишь бы не думать о Нине!

Хотя время обеда прошло и Руперту совсем не хотелось есть, он все же сел за стол, чтобы Танины труды не пропали даром.

█

Руперт и Нина просидели на балконе битый час, ожидая соединения с Лондоном. Вокруг синела тихая, теплая летняя ночь. Наконец Руперт услышал нетерпеливый голос Джо, донесший до него аромат другого, английского лета.

— Здравствуй, Джо! — его крик нарушил полуночную дремоту. — Как поживаешь?

Но Джо вдруг куда-то пропала, и он закричал громче, чтобы ее вернуть.

— Джо, ты меня слышишь?

— Когда ты приедешь домой? — спрашивала она. — У тебя даже голос обрусел. Ты съездил на остров? Я только что получила твое письмо…

— Да, — ответил он, мысленно кляня этот остров. — Мы там были. Ты слышишь? Мы вернемся, наверно, через неделю…

— Я ждала вас сегодня или завтра. Роланд с тобой?

Она снова исчезла, и он крикнул ей:

— Нет, он спит!

Он до сих пор так и не сказал ей, что Роланд в пионерском лагере. Успеется. Многое еще успеется. Связь опять прервалась. Наступило молчание. Потом Джо появилась снова в середине торопливой фразы о том, что Тэсс уже два дня в больнице.

— Почему в больнице? — кричал он. — Я ведь думал, что она выздоровела.

Тут их разъединили, и он передал трубку Нине: некоторое время она громко пререкалась с телефонисткой, потом развела руками.

— Они попытаются соединить вас вторично, — пообещала она.

— Джо говорит, что Тэсс в больнице…

— Давайте подождем.

Они вернулись на балкон, утонувший в синеве над темным морем, — оно было покрыто глазурью белого лунного света, но прожектор пограничников то и дело резал его, как пирог.

— Зачем вам ждать, Нина? — сказал Руперт. — Вы, наверно, устали.

— Ничего. Разговор скоро дадут.

Она вновь обрела свое чувство долга, свое бесстрастное гостеприимство. Зато он вновь почувствовал опасность — ее сдержанность только напоминала ему о том, чего нельзя было себе позволять. И чем дальше, тем было хуже. Спокойствие не возвращалось к нему. Он надеялся, что голос Джо все поставит на свое место, но дело оказалось не так просто. Джо — это Джо. Голос ее был спокойным, далеким и безличным, какой сейчас казалась ему и она сама. Одно душевное слово от Джо — и он почувствовал бы себя совсем иначе, но Джо не умела говорить душевных слов. Все у нее было на редкость трезво и прямолинейно, даже любовь.

— Алексей не будет беспокоиться, если проснется? — спросил Руперт Нину.

— Нет, — тихо ответила она. — Он знает, где я; а пока с ним побудет Гриша. Алексей спит.