— Мы с Николаем Антоновичем взлетели на патрулирование. Полет обычный, рядовой. Не на боевые же вылетели, я даже книгу прихватил, думал висеть нам в воздухе долго, почитаю немного. Сделали один круг, второй. Высота где-то шестьсот — семьсот метров. На третьем развороте вдруг взрыв. Свет в кабине погас, слышу сильный запах дыма. Вызываю по переговорному устройству Першина — глухо. А вертолет начал заваливаться вправо, и тут я услышал голос Першина: «Приказываю, прыгай!» — «А ты?» — спрашиваю. А он: «Ольхов, прыгай, внизу же кишлак!
И вдруг Ольхов неожиданно спросил:
— Товарищ подполковник, а как Першин? Он выпрыгнул?
— Не знаю, браток, — соврал Бунцев, отводя глаза в сторону. — Проческу проводили другие, результатов еще не знаю. У меня ночные стрельбы были, а с утра в штабе на совещании. Прямо оттуда к тебе и приехал.
Из-за простыни-перегородки выглянула медсестра и тихо сказала:
— Товарищ подполковник, ему больше нельзя.
— Да-да, иду. — Бунцев встал и спросил: — Может, тебе домой пару слов черкануть? Кто там у тебя?
— Родители… мама, папа, жена… доченька, ей третий годик… — Голос у Ольхова задрожал, он прикрыл правой рукой глаза и заплакал.
— Ну что ты, Вячеслав… — Бунцев не мог найти нужных слов. — Успокойся, все нормально. Главное — ты жив! Мы же — солдаты.
ПИСЬМО РОДИНЕ
Побег был делом решенным, и подготовка к нему велась полным ходом. Правда, были и неожиданные трудности. Взять хотя бы кандалы. Казалось, что проще, пили их потихоньку, и дело с концом. Ну а если душманы хотя бы у одного пленника заметят, что кандалы подпилены? Что они сделают со всеми, даже страшно предположить. По крайней мере, вместе бы их больше не держали. Долго ломали головы и в отношении Антона и Алексея. О том, что Николаев и Леонов поедут в западную страну, афганские военнопленные и их связной не знали. Парни, боясь утечки информации, решили их в курс дела не вводить. Встал вопрос, а как поведут афганские друзья, когда узнают, что двое советских военнопленных «предали»? Не откажутся ли они от своего плана?
Тамарин предложил, чтобы Николаев и Леонов дали согласие за день до восстания, но тут-же возникли опасения, а если их не вызовут к себе представители западных государств.
— Пусть сами попросятся к ним на беседу, — предложил кто-то.
Но Жураковский резонно заметил:
— А если никого из них не окажется на базе, что тогда?
В конце концов пришли к выводу, что ребята начнут искать встречу с иностранцами за три дня до побега.
Николаев и Леонов начали заучивать наизусть данные на каждого из пленных. О том, что они находятся в тюрьме на территории Пакистана, надо было сообщить кому следует. Кто-то из парней предложил, чтобы каждый написал короткую записку родителям, но, подумав, отвергли эту идею. Почти два десятка записок спрятать было трудно. И вот родилась идея написать короткое коллективное письмо, на котором всем расписаться и указать сведения о себе.
Взялись за письмо и сразу же начался спор: к кому обращаться. Целый день ушел на составление записки, а когда закончили, Тамарин ее зачитал: