Позже, прохлаждаясь в бассейне при спальне, Даро с блаженным стоном ушел под воду и некоторое время лежал на дне с закрытыми глазами. Потом вынырнул рядом с Риэ.
— Боги, как же хорошо… Я думал, что сдохну без воды в этой жуткой комнате, набитой роботами…
— Баловень, — ласково щелкнул его по лбу Риэ. — У нас порой река пересыхала в Сезон Охоты, негде было окунуться несколько шестидневий. — Он помолчал и сказал:
— Мы же договаривались, что в усыпальницу придет начальник стражи, а Алин останется снаружи.
Даро усмехнулся, забросил в рот ягоду сладкой матоссы.
— Дед заявил, что если даже низший рискует своей жизнью, то как он сам может остаться в стороне?!
Риэ помолчал, отхлебнул вина и поставил бокал на мозаичный бортик.
— А Майнеш? Он твой спасенный брат… Я помню тот случай, — он кивнул на шрам на лопатке Даро.
— Я приказал ему исполнить свой долг передо мной, но он не смог этого сделать, — жестко усмехнулся Наследник. — Даже на достойную смерть этой личинке клааго не хватило мужества.
— Займи он трон, был бы чужой марионеткой, — предположил Риэ.
— Скорее, правил бы коллективный разум, — покачал головой Даро. — Такие ядовитые гадины склонны образовывать клубки… Вот только по одиночке они и правда, ничего не стоят.
___________________________________________
[1] Лароны — вымышленная гуманоидная раса из этой же вселенной, частично описанная в романе Абсолютный Разум.
[2] Галактика Треугольника — спиральная галактика типа Sc в созвездии Треугольника.
[3] Стерва — падаль
Глава 14. Благословение и проклятие
Теплые дни прошли, над Ронн повисло безветрие — тихое и немного тревожное, словно хранящее отголоски недавних событий. Затянутое мглой небо казалось бархатистым куполом, к вечеру серая пелена начинала отливать фиолетовым. Новость о будущем наследнике приурочили к празднику Плодородия, город пришел в движение: Правителю хотелось дать народу повеселиться как следует, сделать это торжество запоминающимся. Все каналы были вычищены до блеска, а центральный в день торжества вновь окрасился фамильными цветами Онья.
На рассвете сиуэ, желая поблагодарить за дар плодородия или в будущем удостоиться милости Тиоса, совершали паломничество. К храму, очертаниями напоминавшему свернувшегося в клубок гигантского морского роэга, полагалось пройти путь по длинному каналу с обратным течением. В честь праздника воды окрашивали белым. Белое семя дает жизнь, белые облака и морскую пену видит родившееся дитя, белым молоком мать питает его.
Когда-то паломники шли к храму нагими, какими создали их боги, оставляя лишь родовые украшения. Традиция не надевать драгоценностей, нижней одежды и даже перчаток сохранилась, но теперь тела прикрывали алыми длиннополыми балахонами, являя второй цвет Тиоса. Без крови не бывает ни зачатия, ни рождения, ни жизни, ни смерти. Кровь связывает сиуэ друг с другом, и она же разделяет. Кровь — маленький океан, милость Марай, что течет по руслам каждого сиуэ, окрашенная алым цветом неистового бога.
Плащи были одинаковыми для всех, кто участвовал в паломничестве, ибо перед жутким ликом Тиоса нет и не может быть никаких различий в положении. Перед ним любой сиуэ — лишь презренный планктон на голубой груди моря.
Праздник был освящен богами, даровавшими роду Правителей еще одну жизнь. К храмовому каналу стекалась вся столица, реки алого захлестнули улицы. Многие несли в руках мелкие вещи, чтобы прикоснуться к алтарю и принести домой часть чуда зачатия.
По мере приближения к храму, расположенному возле дворца, Риэ овладевало волнение: слишком свежи были воспоминания. Биться с противником, использующим простое и понятное оружие, несложно. А придворные интриги похожи на ядовитый газ, перед которым бессильны и честь, и мужество, и боевое мастерство. Риэ то и дело начинал цепко оглядывать паломников в поисках угрозы и тут же одергивал себя. Все уже кончилось. Дед Камоир жив, Даро тоже, и не пройдет и оборота, как у него родится маленький брат. Можно будет понянчиться с ним, примерить роль отца до того, как у Наследника появятся свои собственные дети… Эта мысль отдавала отчетливой горечью.
Риэ постарался переключиться и вспомнил, как еще мальчишкой носил сестричек на себе, когда мать была занята. Старшая возилась под плотной тканью перевязи на спине, младшая сопела жарким комочком на груди. Если Риэ пас скот в такие дни, то направлял гайрунов исключительно тихим свистом и длинным пастушьим шестом. Потом сестры выросли и пробовали ездить верхом на пушистых и скользких, как масло, спинах животных. Срывались, падали и заливисто хохотали… Риэ сердился на них, хмурился, стараясь подражать суровым деревенским мужам.
У начала храмового канала, протяженностью в шесть десятков аш, паломников внимательно сканировали взглядом не только гвардейцы, но и андроиды. Волнение стихло, оседая покалыванием на кончиках пальцев. Риэ спустился в белые воды, прохлада охватила ноги до колен. Он хотел своим присутствием почтить семью друга, хотя шанс встретить кого-то из них в такой толпе был небольшим.