Сыновья алых лун

Нарушать покой тела нельзя. Еще не оторванный от жизни дух отяготит чужое горе, и он не осилит продолжение пути, застряв меж миров. Один из богов может разгневаться и забрать нарушителя с собой.

***

Алин Онья улетел в дальний храм Элай, говорили, что он решил пройти испытание огнем и стать послушником. Еще говорили, что Правитель очень скорбит по сыну и, вразрез с правилами, забрал Лейю из женской половины к себе, чтобы она утешала его печаль. Итари почти не выходил из покоев, а если выходил, то выглядел немногим лучше уже отошедшего к богам и едва мог пройти до тронного зала, не опираясь на плечо андроида. Там он молча выслушивал бесконечный поток соболезнований от запертых во дворце представителей высокопоставленных семей или сидел, замкнувшись в своем горе. Поговаривали, что Правитель если и оправится, то не скоро, и вряд ли сможет остаться таким же как прежде. Что горе сделало его слабым. Потеря ребенка — пожалуй, худший кошмар для любого сиуэ, а тем более для того, кто воочию видел медленное вымирание своей расы. Кто знает, скоро ли горе захлестнет Онья безумием? Что тогда станет с народами?

Риэ мог остаться в одиночестве лишь ночью, в своей комнате. В коридорах и залах его всегда сопровождал Наставник, начальник стражи или один из боевых роботов. Риэ ничего не говорили прямо, но он ощущал эту ненавязчивую слежку постоянно и не сомневался: по ночам кто-то дежурит и у дверей. Силовые поля на окнах нельзя было отключить во всем дворце.

Вызов разбудил его посреди ночи.

«Мы здесь. И ты нужен нам».

— Будьте вы прокляты огненной Элай, — прошипел Риэ, поднимаясь на локте. — Я не стану ничего больше делать!

«Ты уже один из нас, Риэ Зунн. Кровь твоего спасенного брата на твоих руках. Мы выдадим тебя народу и расскажем им», — жрец говорил об этом с таким удовольствием, что Риэ содрогнулся от отвращения. — «Что от тебя останется, Зунн? Это нельзя будет даже бросить рыбам. Смерть смерти рознь, помнишь? А такая смерть поистине страшна… Но ты можешь избежать ее, если согласишься».

Риэ со свистом выдохнул и рухнул на постель, раскинув руки. Проекция поплыла над кроватью и зависла перед лицом.

— Как вы попали во дворец?

«Это не твое дело», — отмахнулся «непорочный».

«Чего вам надо?»

«Чтобы ты открыл нам одну дверь. Итари окончательно спятил. Наши источники сказали, он направляется к своему сыну прямо сейчас».

— Что?! — вскинулся Риэ, — Куда?!

«Его видели в нижнем закатном коридоре двенадцать капель назад. Он идет в усыпальницу».

Гель сенсора показался Риэ ледяным. Он до последнего сомневался, что это сработает: усыпальницу могли открыть только дающие жизнь, принадлежащие к роду. Рождающие не допускались туда без сопровождения своих отцов, мужей или братьев, как и прочие, желающие почтить память умерших. Сенсор мигнул голубым, и Риэ закусил губу, чтобы не выдать чувств. Тяжелые каменные створки бесшумно раскрылись перед ним, как перед членом семьи.

Из пола поднимались ровные квадратные постаменты с надписями. Те, что подальше — из темного малахита, ближние — из золотистого халцедона. В мягко изгибающихся стенных нишах неярко горели резалировые светильники. Риэ подтолкнули в спину, и он шагнул внутрь. Оступившись, схватился рукой за ближайший постамент, и он вдруг вспыхнул голограммой. Риэ отшатнулся от неожиданности. Квадраты с высеченными на них знаками классического сиуэ хранили в себе образы мертвых. Голограмма худощавого старого Правителя, которую случайно активировал Риэ, выглядела бы совсем живой, если бы не исходящий от нее свет. Сиуэ стоял, задумчиво перебирая в пальцах шарик книги.

— Шевелись! — снова тычок в спину.

Голограмма погасла, стоило им отойти подальше.

Низшие просто сжигали тело и развеивали пепел над водой. Высшие могли позволить себе большее: саркофаг преобразовывал материю в питательную массу, которая затем поступала в океан, возвращая долг.

По стенам ползли вырезанные из камня щупальца Тиоса и языки огня его старшей жены. Заговорщики растворились в тенях у алтаря Марай, где мерно журчала вода, текущая из глаз богини и собирающаяся в ладонях. Но Риэ все равно слышал дыхание пришедших с ним, биение их сердец. Из старых знакомых здесь оказался только жрец, остальных Риэ не знал, многие были в глубоких капюшонах, в которых предпочитали ходить в городе Высшие. Один из низших, одетый в униформу дворцового слуги, встал позади и приставил пистолет к голове Риэ.

Он отсчитал двадцать капель, прежде чем двери открылись. В проеме показалась фигура в таком же капюшоне и подошла к одному из гладких постаментов, на которых еще не успели нанести знаки. У Риэ замерло дыхание при виде этого пустого квадрата: оказывается, Высшие готовили их заранее…