Сыновья Дьявола

Он протягивает мне руку, чтобы помочь подняться с земли, и я опираюсь на нее, пытаясь одновременно с этим восстановить дыхание и успокоить сердцебиение.

Этот парень точно когда-нибудь добьется моей смерти.

В молчании, необходимом нам для того, чтобы прийти в себя, мы возвращаемся в лес. Как и мне, Кларку явно не хватает нашего телесного контакта. Он то играет с моими пальцами, то гладит мою ключицу, то потом заправляет мне за ухо прядь волос, а затем обнимает меня за плечи и притягивает к себе.

– А ты часто читаешь? – спрашиваю я.

– Никогда.

– Тогда откуда ты знаешь про «Гордость и предубеждение»?

– Это была любимая книга моей матери. Я ее не читал, но она заставила меня посмотреть вместе с ней экранизацию.

Едва он успевает закончить объяснение, как у него звонит телефон. Он останавливается, чтобы взять трубку.

– Как поживает моя любимая Мэри?

Он любит Мэри, я знаю, однако я никогда не слышала, чтобы он обращался к ней таким образом. Это время, проведенное нами вдали от виллы и от того давления, которое на ней ощущается, оказало на него такое же благотворное влияние, как и на меня.

– Ну да, мы с ней вышли подышать свежим воздухом. Ты нас прикроешь в случае чего?

Он делает паузу, пока она что-то отвечает.

– Окей, отлично. Мы будем к 19:30. Но если он вернется раньше, то я рассчитываю, что ты спасешь нас от неприятностей.

Он разъединяется, и мы, снова взявшись за руки, продолжаем путь по лесу.

– Какими были твои родители? – осмеливаюсь я на вопрос.

Кларк бросает на меня понимающий взгляд.

– Еще одна память, которая сможет их сохранить, да?

Я преувеличенно невинно хлопаю глазами, и на его губах невольно появляется улыбка. Глубоко вздохнув, он смотрит куда-то вдаль. Рот у него открывается, но потом снова закрывается. Наконец он решается:

– У моей матери были длинные черные волосы и большие зеленые глаза. Лицо у нее было все в веснушках. Она была стройной и изящной. Это была необыкновенно энергичная женщина. А еще она была мягкой, все понимала и никогда не сердилась. Мой отец был полной ее противоположностью. Он был блондин с карими глазами, и он очень легко раздражался, но у нее была потрясающая способность его успокаивать. Они были безумно влюблены друг в друга. И они были любящими родителями.

Улыбка исчезает с его лица, и оно становится донельзя серьезным. Он останавливается и с некоторым отчаянием вглядывается в пейзаж.

– Я тебя обманул. Это место изменилось. Все стало каким-то…

– Маленьким?

С руками в карманах и с желваками, выступившими у него на скулах, он поворачивается ко мне.

– Да. Как будто воспоминания о тех днях были неверными, придуманными.

Где-то глубоко внутри него кипит гнев. Эта мысль явно становится для него пыткой.

– Закрой глаза и встань на колени, – предлагаю я ему.

Он с сомнением смотрит на меня.

– Может, мне стоит уточнить, что БДСМ не вызывает у меня восторга?

Я фыркаю от смеха и встряхиваю головой, чтобы вновь стать серьезной.

– Доверься мне.

Вздохнув, он исполняет мою просьбу. С закрытыми глазами он опускается на одно колено, затем на другое. Я сажусь рядом и шепотом говорю ему открыть глаза. Он подчиняется и вновь открывает для себя места своего детства – с той самой точки зрения, как когда он был ребенком. Он озирается вокруг, вспоминая впечатления прошлого. Изумление озаряет его лицо, прорываясь сквозь маску бесстрастности.

– Это ты изменился, Кларк, а не это место. Время не прошло для тебя даром, ты вырос. Однако некоторые вещи всегда останутся неизменными – как, например, любовь к родителям, живущая в твоем сердце. И даже если однажды этот лес исчезнет, он не сотрет твоих воспоминаний о них. Ничто не изменит тот факт, что несколько лет назад они были здесь вместе с тобой. Ты доказательство того, что они жили на свете. Доказательство их любви.

Он смотрит на меня так напряженно и значительно, как будто, сами того не подозревая, мы с ним только что перешли какую-то важную черту.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

– Совершенно замечательно. Мне была нужна эта прогулка.

Впервые мы с ним говорим. Говорим по-настоящему. Мы открываем друг другу наши тайные детские мечты и несостоявшиеся надежды. Я рассказываю ему, как в девять лет сломала руку, а он перечисляет все те случаи, когда у него была рассечена бровь. Я так смеюсь, что начинают болеть щеки и живот. Кларк же все время улыбается. Не кривой улыбкой, нет. А самой настоящей улыбкой, открывающей его чудесные зубы.

Мы гуляем еще около часа, а потом возвращаемся и идем к «Харлею». Солнце уже склонилось к горизонту: время пролетело с невероятной скоростью. Незаметно для себя мы прошли несколько километров, болтая обо всем и ни о чем, как старые друзья. Старые друзья, которые желают друг друга сильнее, чем полагается.