– Не так-то легко ты примиришься с тем, что тебе придется не по вкусу, – сказала она.
Пол продолжал быстро набрасывать эскиз.
– А ее мнение ты когда-нибудь спрашиваешь? – сказала наконец миссис Морел.
– О чем?
– О тебе, обо всем этом.
– Мне все равно, какого она мнения обо мне. Она по уши в меня влюблена, но это у нее не очень серьезно.
– Столь же серьезно, как твое чувство к ней.
Пол удивленно посмотрел на мать.
– Да, – сказал он. – Ты права. Наверно, что-то со мной не то, не умею я любить. Обычно когда она рядом, я и правда ее люблю. Иной раз, когда я вижу в ней только женщину, я ее люблю, ма. Но, когда она разговаривает и судит о чем-нибудь, я часто ее не слушаю.
– А ведь она не глупей Мириам.
– Возможно. И люблю я ее больше Мириам. Но почему же они не могут меня удержать?
Последний вопрос прозвучал почти жалобно. Мать отвернулась, сидела, глядя в одну точку, тишина была в ней, печаль и, пожалуй, самоотречение.
– Но ты бы не хотел жениться на Кларе? – спросила она.
– Нет. Вначале, может, и хотел. Но почему… почему я не хочу жениться на ней ли, на ком-нибудь еще? Иногда у меня такое чувство, мама, будто я приношу женщине горе.
– Каким образом?
– Сам не знаю.
Он продолжал рисовать с каким-то даже отчаянием; ведь он коснулся самой сути своей тревоги.
– А что до желания жениться, – сказала мать, – у тебя впереди еще уйма времени.
– Да нет, ма. Я даже люблю Клару, и Мириам любил, но жениться, отдать себя им не мог. Не могу я стать чьей-то собственностью. Похоже, им требуется мое «я», а это я не могу им отдать.
– Тебе еще не встретилась подходящая женщина.
– И пока ты жива, не встретится, – сказал Пол.
Мать сидела очень тихая. Опять ее охватила усталость, словно последние силы иссякли.
– Поживем – увидим, мой мальчик, – сказала она.
Полу казалось, все возвращается на круги своя, и это бесило его.
Клара и вправду была страстно влюблена в него, и он в нее – когда им владела страсть. Днем он нередко забывал о ней. Она работала в том же помещении, но Пол этого не помнил. Он был занят делом, не до нее ему было. Она же, сидя в комнате спиральщиц, все время ощущала, что он наверху, физически ощущала его присутствие в этом доме. Она все время ждала, что вот сейчас он войдет в дверь, а когда он входил, ее это ошеломляло. И по большей части он забегал накоротке, а с нею бывал небрежен. Официальным тоном давал ей указания, держал ее в постоянном страхе. Она его слушала всем напряжением ума. Боялась что-то не так понять или не запомнить, но это было жестоко по отношению к ней. Ей хотелось прикоснуться к нему. Она знала каждый изгиб его тела под жилетом, и тянуло к нему прикоснуться. Начальнический голос доводил ее до исступленья… Хотелось прорваться через эту фальшивую маску, сорвать ничтожный покров деловитости, который придавал ему жесткость, вновь добраться до человека; но она не смела, и, не одарив ее ни каплей тепла, он исчезал, а ей опять не терпелось его увидеть.
Пол знал, что каждый вечер, когда они не видятся, Клара тоскует, и отдавал ей немало времени. Дни часто были для нее мукой, зато вечера и ночи наполняли обоих блаженством. В эти часы они молчали. Подолгу сидели рядом, или бродили во тьме, и лишь изредка обменивались какими-нибудь ничего не значащими словами. Но ее рука была в его руке, и в груди он ощущал тепло от недавнего прикосновения ее груди, и вечного разлада с самим собой как не бывало.
Однажды вечером они шли вдоль канала, и что-то не давало ему покоя. Клара чувствовала, он сейчас не с ней. Все время он негромко настойчиво насвистывал. Клара вслушивалась, и свист этот говорил ей больше его слов. Грусть и неудовлетворенность были в этой мелодии, и что-то подсказывало Кларе – не удержать ей Пола. Она шла молча. А когда подошли к разводному мосту, Пол сел и уставился на отраженные в воде звезды. Далеко он сейчас от нее. Она все думала свое.
– Ты так и останешься у Джордана? – спросила она.
– Нет, – без размышлений ответил Пол. – Нет, я уеду из Ноттингема, отправлюсь за границу… скоро.
– За границу? Зачем?
– Не знаю!.. Не по себе мне.
– Но чем же ты займешься?
– Мне сперва надо найти какую-нибудь постоянную работу, связанную с рисованием, и как-то начать продавать мои картины, – сказал он. – Я делаю успехи. Я это знаю.
– И когда ты хочешь уехать?
– Не знаю. Пока жива мать, я вряд ли уеду надолго.
– Ты не можешь ее оставить?
– Надолго не могу.
Клара посмотрела на звезды в черных водах. Они покоились там очень белые, пристальные. Какая пытка знать, что Пол ее покинет… но почти так же больно, когда он рядом.
– А если б ты заработал побольше денег, что б ты стал делать?
– Буду жить с матерью в каком-нибудь славном домике поближе к Лондону.
– Понятно.
Оба долго молчали.
– Может, стану приезжать повидаться с тобой, – сказал Пол. – Не знаю. Не спрашивай, что я буду делать. Не знаю я.
Опять молчание. На воде дрожали и раскалывались звезды. Дохнул ветер. Пол вдруг подошел к Кларе, положил руку ей на плечо.
– Не спрашивай ты меня о будущем, – несчастным голосом сказал он. – Ничего я не знаю. Все равно будь со мной сейчас, хорошо?