Сыновья идут дальше

Ночью Буров собрал заседание в доме на Царскосельской. До утра по устьевским улицам бегали курьеры. Была среди этих курьеров молодежь, были люди и посолиднее, большевики — старые и молодые, — был с ними и Хлебников. Курьеры стучали в спящие дома, вызывали товарища на крыльцо.

— Завтра чуть свет в завод. Новый комитет выбирать. Скажи еще кому.

— Почему ночью бегаете? Почему чуть свет вставать? Завод еще не работает.

— Нельзя им времени давать. Гнать его, покуда с силой не собрались.

— Кого гнать?

— Реполова.

— А вчерашний комитет?

— Плох. За себя не постоял. Сдрейфил комитет перед Реполовым.

Разбуженный одевался и шел будить другие дома. И оттуда также выходила на темную улицу живая повестка.

Собрания в цехах прошли быстро, но деловито. Через полчаса был выбран новый заводский комитет. Посылали в комитет двоих от каждого цеха. Кое-где в цехах потребовали отчета от тех, кого прозвали новгородцами.

— Выходи, не прячься.

— Я и не прячусь, — с готовностью отвечал Хлебников. — Весь я тут перед вами.

— Расскажи, как вы там рассыпались. Ночь из-за вас не спали. Потешь по крайней мере.

— Кофеем Реполов поил?

— Во фрунт перед ним стояли? Или благородно было — за ручку?

— Ребята, за ручку было, — признавался Хлебников. — И в креслах сидели.

Когда пошли из цехов, решили, не сговариваясь, что надо в ту же минуту выгнать Реполова. У него опять шло заседание — последнее перед пуском завода.

— Хлебников, ты там человек бывалый. Веди нас!

— Да я уж не в комитете.

— Ничего, веди. С тобой интересней будет.

И опять стоял Хлебников в кабинете генерала, но говорил уж не то, что вчера.

— Новый комитет привел, господин генерал. К этим ложку не привесишь. Народ обижается, что вы так с нами обошлись.

— Чем я вас обидел? — не понимал Реполов.

— Да коли как по прошлому году разговаривать, то действительно не обидно. А по нынешнему времени совсем не подходит. Все-таки комитет заводский к вам приходил. Народ ждет, господин генерал.

Площадь перед главными воротами была черна от людей. В кабинете начальника завода стало очень тихо. С улицы доносился неясный шум. Хлебников с большим интересом смотрел на Реполова. Генерал менялся у него на глазах. Вот Реполов уже и не вчерашний важный старик, который не сразу им руку подал и так обидно говорил. На носу синеют жилки и дрожит золотое пенсне. Когда царя не стало, он носил тужурку, а теперь опять надел военный сюртук с генеральскими погонами. Но обмяк он сейчас в сюртуке. Молчал Реполов, молчали его помощники.

— Чего это ждет народ?

— Теперь вы говорите. — Хлебников обернулся к комитетчикам и отошел.

— А того, что уйдете с завода. Совсем уйдете. Тихо, смирно, без неудовольствия, — предложил Воробьев.

Реполов вдруг закричал срывающимся голосом:

— Не вы меня назначили! Не вы!

— Назначили не мы, а выгоним мы.

— Пока не пущу завод…

— Без вас пустят завод. Ничего не сделали, чтобы пустить, а говорите.

— Я вам сказал… — В голосе Реполова уже не было ни силы, ни смелости. И больше ни слова.

— А ну, ваше превосходительство, не хотите тихо-смирно, тогда просто — вон! Марш маршем. Засиделись вы у нас.

Из дома Реполов позвонил в столицу Корре. Корре досадливо слушал и ругал себя за то, что сразу же не списал Реполова в отставку, — не такие люди нужны теперь.

13. Березовский

Вместе с генералом Реполовым выгнали еще несколько человек, ненавистных заводу, и с ними по ошибке — лейтенанта Березовского, Березовский нисколько не обиделся на это.

Он уже год назад чувствовал, что высокие начальники зашатались. Презирал он не только стариков. Прапорщик Сигов, косноязычный мальчишка, орал на мастеровых, если те выходили без ратного креста. Березовский никогда не ругал подчиненных. Молча спускал и больше. Однажды он подобрал возле станка прокламацию, бегло прочел ее и только усмехнулся в усы.

— Спрячь это получше, братец, — сказал он мастеровому. — Такими шутками не шутят. Хорошо, что заметил я, а не кто-нибудь другой. Понимаешь?

У Березовского была репутация дельного человека. Старики с погонами не давали ему хода, он был злопамятен. С горечью вспоминал он годы службы на «Севастополе». В кают-компании вестовые несли блюдо ему последнему, полуостывшее. А платил за стол то же, что и другие. Когда дредноут посетила высочайшая особа, Березовского не позвали сниматься. На балах он не был уверен, сможет ли пригласить даму на вальс. Ведь он техник, а не строевик.

На корабле Березовский не захотел остаться и отпросился на завод. И вот он живет в часе езды от столицы в грязном посаде с деревянными мостками. Морское собрание, дым в бильярдной. Березовский здесь самый интересный мужчина. Жены начальников благосклонны к нему, на улице подгородные пригожие мещанки подолгу глядят вслед — статный, ладный, озорные глаза. Но всего этого мало для жизни. Что будет дальше?