Спокойная твердость и любезность дипломата — вот что требуется от генерала. С этим можно благополучно дождаться значительнейших перемен.
Корре умолчал о том, что ему пришелся не по душе разговор с Сербияниновым. Нет, Сербиянинов не считал, что тонкая дипломатия чему-либо поможет.
— Слишком раскачался наш корабль, — сказал он. — Волна слишком крута.
— Да когда вы пришли к такому выводу? — Корре был неприятно удивлен.
— Я не зря прослужил столько лет на Устьевском.
— Ну, и что же?
— Теперь-то я понял этих людей. Их дипломатией не успокоишь.
Корре поспешил закончить неприятный для себя разговор и подумал о том, что теперь такие, как Сербиянинов, неудобны на службе.
А в беседе с одним из подчиненных, которому он особенно доверял, Корре пошутил насчет Сербиянинова:
— Незавидна его участь — он и Устьево потерял и нас не получил, зато молодую жену приобрел.
Но перед Реполовым это повторять не следует — слишком он глуп.
Корре несколько удивлен запросами Реполова. Следует ли платить тем, кто бастовал в последние царские дни? Надо заплатить, заплатить тотчас.
Под конец разговора Реполов окончательно успокоился и преданно смотрел на Корре выцветшими, мутными глазами старого пьяницы. Из всей этой беседы он запомнил лишь одно: министерства открыты, правительство есть и комиссары Временного правительства должны помогать генералам. С этим он откланялся. А Корре отметил про себя, что Реполова придется уволить в отставку, — не теперь, а несколько позже.
Приехав на завод, Реполов потребовал немедленно вернуть ему машину, на которой увозили Сербиянинова. Потом созвал военное начальство завода. Он говорил твердо и приказательно. Сегодня у ворот вывесят приказ. Завод начнет работать, сами собой прекратятся митинги на Новгородской. Правительство имеется, война продолжается.
Собравшиеся разошлись в глубоком изумлении. Откуда появилась такая твердость у этого пустомели? Сербиянинов в грош не ставил своего помощника. Начальствовал Реполов разве что над махальными.
Но самый младший чином, сидевший в этом кабинете, не удивился. С неделю тому назад, встретив в коридоре большевиков, выходивших от Реполова, лейтенант Березовский открыто смеялся над генералом. Теперь на заседании в кабинете он смеялся одними глазами, и черные глаза говорили: «Ну и дурак же ты, ваше превосходительство, петый дурак. Ничего ты не понял…»
Однако Березовский встал вместе с другими и почтительно откланялся.
Потом Реполов принял у себя представителей временного комитета по управлению заводом. Пришли Брахин и Хлебников, человек на заводе малоизвестный, смущенный тем, что его в числе других выбрали на Новгородской площади. Хлебников чувствовал, что произошло это случайно, и теперь, когда они шли к Реполову, озадаченно говорил Брахину:
— Записали мы с тобой целую сотню вопросов, а что в голове стоит на первом, значит, месте — не столковались. Как бы оно… Не запуталось вконец.
— Со мной идешь, не с кем другим, — оборвал его Брахин.
— С тобой-то с тобой, Потап Сергеич, — вздыхал Хлебников, — а если дела не добьемся, наши поленом благословят, И правильно сделают. Уж коли выбирали вас, сукины дети, так вы…
— Да что ты раскудахтался? И не такие дела я поднимал, — говорил Брахин, а сам также чего-то робел.
Реполов принял их не сразу. Оба поняли, что Реполов теперь совсем не такой, каким видели его на Новгородской площади, когда он пугливо и послушно кивал головой в ответ на каждое требование.
— Вот… мы… — запинаясь, начал Брахин, — комитет…
— Какой комитет? — отрывисто спросил Реполов.
И голос у него совсем не тот.
— Комитет по управлению заводом.
— Такого комитета нет. Вам иначе назваться надо будет. Что это у вас за бумага?
— Список членов комитета.
Реполов надел золотое пенсне.
— А при чем здесь столовая?
— Какая то есть столовая? — Брахин не сразу понял.
— Общедоступная, устьевская, — Реполов ткнул пальцем в печать на бумаге.
Много было разговоров о круглой печати. Почему-то решили, что на списке должна быть печать — иначе как-то не внушительно. А где ее взять? Заказать не успели. Поставили на списке печать общедоступной столовой.
— За неимением гербовой, пишут на простой, — снисходительно сказал Реполов. — Да. Только к такой печати надо было заодно и ложку привесить. Так чем же вы будете управлять? Общедоступной столовой?
— Заводом, — выкрикнул Дедка, он покраснел от обиды.
— Заводом? Допустим. Но как? Помолчали.
— Рабочий контроль, — начал было Дедка. — Доглядать будем, что и как.
— Позвольте, позвольте. Что значит, контроль? Над чем это контроль?
— Откуда заказы идут… И вообще…
— Известно откуда заказы идут: из министерства, — отрубил Реполов.
— На что казенные деньги идут… — проговорил, краснея от натуги, Хлебников.
— Народные деньги, — вставил Брахин.