Сыновья идут дальше

Под утро, когда начинало светать, Родиона снова вызвали звонком. Он скоро вернулся озабоченный.

— Дима, поезжай первым же поездом.

— Еду. — Волчок поднялся, чувствуя, что Родион еще не все сказал.

— Передай, чтобы Дунин и Башкирцев приехали немедля. А ты вот что скажи… как с броневиками?

— На отделке пять машин…

Месяц тому назад комитет устроил так, что Волчок, не секретаривший больше в Совете, перешел на работу по отделке машин. Он обивал окалину войлоком, хотя до того никогда обойщиком не был. Все, что делалось в этом цехе, было известно комитету.

— Мы же тебе говорили, Родион Степаныч.

— Да, пять штук? Ни одной нельзя отдавать приемщикам министерства.

— Трудно это, — нерешительно сказал Дима. — Ведь машины почти совсем готовы.

— Обязательно добейтесь этого. Затяните отделку. Вот тебе наказ, как знаешь изловчись. Пять штук… А еще будут?

— Да ты скажи, сколько надо?

— Сколько надо? Побольше надо.

Родиону сказали так в Военно-революционном комитете.

Дима надевал пальто.

— В бою всегда надо больше… И чтоб все время машины были заправлены. На наши броневики большая надежда.

— Значит, скоро?

— Собирайся, собирайся.

Дима торопливо ушел. На станции в Устьеве он лицом к лицу столкнулся с Дуниным и Башкирцевым.

— А мне Родион велел передать вам… — начал он.

— Знаем. Он, кроме того, звонил, торопил нас. В Смольном снова должны были собраться представители рабочих районов.

2. В назначенный день

Двадцать третьего октября Родион на короткое время приехал на завод.

У Смольного в тот день было намного люднее, чем всегда. Подходили воинские части. Красногвардейцы встали по двое у всех дверей. У ограды стояли покрашенные в защитный цвет велосипеды — круглые сутки дежурили самокатчики. На ступенях у главной двери установили тяжелый пулемет. Туда же на канатах втаскивали тяжелое орудие. Прицел был взят прямо по проезду. Пулеметную заставу выдвинули почти к самой площади.

— Привез день, — объявил Родион, рассказавший обо всем этом в Устьеве.

— Когда?

— Завтра. Керенский грозит арестовать Военно-революционный комитет. Больше не ждем ни одного дня.

Ночь на дворе работали при фонарях. К утру были готовы семь броневиков.

Это были те самые машины, которые прежде уходили на Якобштадт, на Тарнополь. Теперь они шли на столицу.

В комнате, над аркой, Березовский подошел к окну и посмотрел вниз. Все стало понятно ему. Он бросился к столу, нервно нажал кнопку звонка, вытер холодную испарину и понял, что ничего он сейчас не может сделать. Все же он отдал приказание, из конторы к воротам побежал курьер.

— Начальник спрашивает, куда идут машины? По какому наряду?

— Передай ему, что по наряду Ленина, — отвечал Дима.

— Трогай, — торопил Родион. — Воробьев, Федя, собирай людей.

Поездом отправлялся отряд красногвардейцев.

Курьер так и передал Березовскому.

— Они сказали, что по наряду Ленина.

— Иди!

— Это как же… — старый служака, не понявший до конца того, что произошло на его глазах, осмелился просить разъяснения у начальника завода.

— Иди! — повторил Березовский.

Через час броневики подъезжали к городу. Ехали быстро и потому не услышали предупредительного выстрела. Несколько пуль ударили в броню. Остановились. Это было на Московском шоссе возле Чесменской богадельни. К ним бежал солдат.

— Открой машину, а то… — Он показал связку гранат.

— Очумел, что ли? Свои.

— За кого вы? Чего после выстрела не стали? Всех на дороге проверяем. Вот, видите? — Солдат указал на группу обезоруженных офицеров. — Из Гатчины на прорыв шли. Министрам на подмогу. Поймали их, как перепелов.

Потом он сказал другим голосом:

— Где это вас так угораздило? В драке еще не были, а рожа в крови.

На быстрой езде войлок отвалился, и осыпавшаяся окалина расцарапала лицо и руки.

— Твоя работенка, Дима, — подразнили Волчка. — Ну и обойщик. И дальше думаешь так работать, а? Уволим.

С любопытством без всякой злобы посмотрели на группу офицеров. Так вот с кем предстояло им драться в столице. Офицеры, почти все молодые, стояли молча, казалось, ко всему равнодушные, засунув руки в карманы шинелей, без оружия, с поднятыми воротниками. Завтра же их отпустят на все четыре стороны. Доведется ли встретиться с ними, с такими же, не так, как сегодня, а в бою? Доведется устьевцам.

На прощанье солдат сказал:

— Знаешь, в каком доме стоим?

— А что?

— В этом доме, брат, покойника Гришку обмывали. Там его и держали. — Он указал на часовенку.

— Какого Гришку?

— Да Распутина. Честное слово!

Позади остались пригородные пустыри. Выехали на Забалканский, на Обводный канал. Шли отряды с «Сименс-Шуккерта», со «Скорохода», с завода Речкина. Открыли люки машин. На этих улицах стрельбы не было.

У самой заставы на подножку переднего броневика вскочил красногвардеец.

Он крикнул в глазок:

— Откуда?

— Из Устьева.

— А, дело, дело. Вас ждут в Смольном. Сейчас позвоню туда, что едете. По полевому буду звонить. Городская телефонная не отвечает. — Он махнул рукой и побежал.