Syntheism - Creating God in the Internet Age

Благодаря такой транспарентности агентивность рассматриваемого явления переходит от отдельных индивидов к самому сообществу. Это и есть то, что мы называем проявлением Синтеоса. Этика интерактивности тесно связана с идентичностью субъекта. Поэтому синтетический агент - и как индивид, и как сообщество - в значительной степени является этическим существом. А с осознанной этикой как генератором идентичности субъект, в свою очередь, становится грозным синтетическим агентом. Здесь мы вновь встречаемся с аморальным, но высокоэтичным идеалом Зороастра: "Ты - это твои мысли, твои мысли управляют твоими словами; ты - это твои слова, твои слова управляют твоими действиями; ты - это твои действия, твои мысли, слова и действия вместе составляют твою этическую субстанцию, они есть и будут твоей идентичностью". В тот самый момент, когда верующий полностью отождествляет себя со своими мыслями, словами и поступками, зороастровское понятие "аша" из феноменологического описания бытия превращается в этический идеал. Именно в этом слиянии феноменологии и этики субъект и аша становятся едины друг с другом.

Обязанность любить судьбу при любых обстоятельствах - этический идеал Спинозы и Ницше amor fati - является центральным понятием синтетизма. Вселенная равнодушна к нашим человеческим заботам и бедам, не дает нашему виду преференций по сравнению с кем-то или чем-то другим, не наделяет никого или что-то особым статусом по отношению к кому-то или чему-то другому. Мы можем простить себя за наши человеческие недостатки только потому, что мы люди, а не герои. И в этом самопрощении "сейчас" играет центральную роль. Поскольку, согласно императиву Спинозы и Ницше, мы обязаны любить всю историю до настоящего момента - отчасти потому, что это единственная история, которая существует, отчасти потому, что это то, с чем мы, во всяком случае, ничего не можем поделать, - мы также обязаны любить свою собственную историю жизни до настоящего момента. И в этой навязанной любви также кроется прощение себя как логическое обязательство, а не как вожделенная эмоция. Синтетики создают ритуалы, чтобы постоянно возвращаться к необходимому самопрощению, включая коллективные ритуалы, поддерживающие путешествие к пониманию самопрощения, и не в последнюю очередь ритуалы, которые ставят под сомнение и борются с наслаждением, связанным с ненавистью к себе, морализаторством, противоположным этическому самопрощению. На самом деле в синтетической духовной работе нет места ненависти к себе и наслаждению ею.

Шаг от любви к искусству короток. В своей книге "Мастер и его эмиссар" британский философ Иэн Макгилхрист связывает свои надежды на человечество с искусством и религией. По мнению Макгилхриста, искусство и религия - это те формы человеческого самовыражения, которые могут быть эффективно использованы для противостояния большой угрозе - тому, что Макгилхрист называет состоянием аномии. Как известно, термин "аномия" был введен французским социологом Эмилем Дюркгеймом в конце XIX века. Согласно Дюркгейму, аномия начинается с полного и необратимого внутреннего отчуждения и растворения ценностей, что вызывает интенсивное экзистенциальное сознание, которое, в свою очередь, порождает полный и разрушительный внешний паралич. Дюркгейм выражает это тем, что аномный человек больше не может видеть мир, а вместо этого смотрит назад на существование; пустой взгляд, который одновременно является и невротически парализующим, и психотически мегаломаническим.

Следовательно, искусство играет центральную роль в синтетизме. Искусство стремится уйти от отчуждения к религии, не в последнюю очередь исследуя само отчуждение, как будто это единственная тема, которая остается для искусства. Как и сам синтетизм, искусство скорее имплицитно, чем эксплицитно, скорее двусмысленно, чем монотонно, скорее разумно, чем рационально, и, прежде всего, всегда воплощено. Поэтому по-настоящему интересное искусство всегда было трансрационалистическим. Рационалистическое искусство было бы невыносимо банальным и бессмысленным. Напротив, искусство должно быть вернее жизни, чем сама жизнь. Благодаря искусству человек может вернуть себе взгляд и отказаться от пристального созерцания, а за этим живым взглядом на мир следуют живые отношения с окружающим миром. Макгилхрист утверждает, что ключом к этому более глубокому художественному пониманию условий существования является меланхолия. Это связано с тем, что меланхолия является эмоциональным следствием радостного принятия, за которым следует прославление множественности существования. Таким образом, меланхолия является полной противоположностью платоновскому упрощению. Это, возможно, объясняет, почему меланхолия, по словам Макгилхриста, идеализировалась в эпоху Возрождения, но презиралась в эпоху Просвещения, даже такими протосинтетиками, как Спиноза и Лейбниц.