– Мы поставим на носах кресты, как сделали они. – Кнут кивнул в ту сторону, где сидели саксы.
– Что скажут на это боги? – выпалил Асгот, но его никто не услышал.
В головах викингов уже звенели монеты, бряцали драгоценности. Улыбка расплылась по моему лицу, и я молчаливо возблагодарил Локи: ведь не кто иной, как он, Отец Хитрости, внушил мне эту мысль. Волки, окружавшие меня, усмехались, сверкая во мгле желтыми клыками. Я понял, что победил.
Глава 10
Итак, Эльдред был спасен – по крайней мере, на время. Однако лицо его выражало не счастье, а скорее разочарование, уныние, стыд. Позже олдермен вновь начал строить коварные планы, надеясь, что ложь и алчность помогут ему обогатиться, но сейчас он пребывал в тени, лишившись воинов, удачи и сына. Дочь могла бы вплести новую нить в едва не оборвавшуюся тесьму жизни Эльдреда, однако Кинетрит больше не желала его знать. Ему отказали даже в смерти – единственном спасенье от позора. Она, сулившая освобождение, ускользнула от него, как дождевая вода стекает с лезвия меча, и моя ненависть к нему сменилась жалостью. Нелегко ненавидеть поверженного, кем бы он ни был прежде.
Я ждал, что Кинетрит обовьет меня руками и, целуя, станет благодарить за жизнь отца, украденную мною из могилы. Может, она даже отведет меня в укромное место и ее признательные губы заставят мою душу трепетать от блаженства. Я был еще молод, и в моей голове не перевелись такие выдумки. Но Кинетрит никуда меня не отвела, ничего не сказала и не сделала. Видно, две стороны ее ума не прекратили бороться, как две обвившие друг друга змеи: одна требовала смерти Эльдреда, а другая – спасения. Я не желал участвовать в этом хольмганге и потому не стал преодолевать преграду, которую Кинетрит воздвигла между нами. Держась особняком, я слушал, что викинги говорят о Карле, императоре франков.
В такую погоду большинству мореплавателей не пришло бы в голову сняться с якоря, однако Сигурд был не из большинства. Кнут и Улаф в один голос подтвердили, что отдаленные раскаты грома и вспышки молний под кровлей мира – последние приступы утихающей бури. Хотя где-то в вышине Тор убивал гигантов, нам ничто не угрожало, следовало лишь держаться ближе к берегу. Неглубокий трюм «Змея» был до отказа набит серебром, янтарем, мехами, оленьими рогами и оружием, поэтому половину захваченных трофеев мы поместили во чрево «Фьорд-Элька», сперва постлав шкуры поверх гладких камней, которые мы взяли на берегу и уложили в днище взамен старых, позеленевших и пахнущих гнилью. Затем мы отвязали наших драконов от вбитых в песок причальных столбов, подналегли плечами и принялись изо всех сил толкать. Мы пыжились, пыхтели и сыпали проклятиями. Бедра у меня горели так, словно вместо костей мне в ноги вставили прутья из докрасна раскаленного железа, и все же корабли не сдвигались с места. Уродливый длиннолицый викинг по имени Хедин усмотрел в этом дурной знак, но Бьорн обозвал его лошадиной мордой с яйцом вместо носа и проворчал, что знаки тут ни при чем, а дело в дожде, который вымочил берег, отчего песок и гравий жадно всосали тела судов. Кили и нижние доски обшивки увязли так, что мы вынуждены были разбивать топкие наносы копьями, а затем раскапывать руками. К тому времени вода отступила, и нам пришлось толкать корабли еще дальше.
Саксов взяли на борт «Змея». Они лучше знали «Фьорд-Эльк», чьи весла уже побывали в их руках, однако его высушенные доски впитали много английской крови, и Сигурд счел, что недальновидно пробуждать в воинах враждебный дух, который может толкнуть их на глупость.
– Ни к чему напоминать людям о поражении и о гибели друзей, – сказал ярл, – во всяком случае, если мы хотим, чтобы они нам служили. Пускай лучше полюбят «Змея», как любим его мы.
– И так мне легче будет за ними присматривать, – проворчал Улаф, бросив взгляд на англичан.
Они вместе с нами откапывали корабль, а теперь уселись на скамьи гребцов, тяжело дыша и морщась от вида собственных изломанных и окровавленных ногтей. По счастью, ветер был достаточно сильным, чтобы мы смогли поднять парус при убранных веслах. Правда, шли мы на юг, а дуло с юго-востока, поэтому продвигались мы небыстро, но все равно охотно предпочли не грести. Те, кто был на носу, хлопотали с парусом: привязывали гик[17]
толстой веревкой, чтобы край большого шерстяного крыла неподвижно смотрел вперед. Так «Змей» не выходил из ветра, и Улаф с Брамом могли поворачивать нас при помощи булиня[18].