Сыны Несчастья (ЛП)

Когда меня вывели из цитадели, вонючего и заеденного паразитами, ослепшего от яркого света и оглушенного свежим воздухом, я стал счастливо потягиваться, играя мышцами, чтобы разогнать кровь. Но они поместили меня между двумя всадниками. Один ехал передо мной, а другой — позади. А совсем впереди ехал сержант, разодетый в цвета короля Майорки. Руки у меня были связаны, однако я легко мог следовать ритму шага лошадей, и это мне казалось чудом. Понемногу внутреннее тепло, мягкое и сильное, охватило и согрело все мое тело. Я испытал ликование, на время заглушившее мою тайную тревогу. На повороте дороги я оглянулся и посмотрел на торчащий в самое небо огромный силуэт замка, из которого я вышел, на высокую квадратную башню, где трепетали длинные штандарты виконта де Кастельну и короля Майорки. Солнце поднималось над сухими холмами, а потом над цветущими белыми садами. Я был голоден, ужасно голоден. В то утро солдаты поделились со мной провизией из своих котомок, и смеялись надо мной, глядя, с каким аппетитом я поглощал их хлеб. Но я им сказал, что умею делать сыр, лучше которого они в жизни не пробовали.

Мы пересекли Тет по броду Нефиаш, мы были почти возле моих родных мест. Возле деревни Кассаньес я мельком увидел Жоана, пастуха родом из Фенуийидес, одного из моих товарищей по пастбищам. Завидев подкованных лошадей и узнав знамена Майорки, он быстренько дал деру. Я не знаю, видел ли он меня, шедшего посреди этого маленького отряда. Мы перешли Агли через брод возле Турнефорт, провожаемые взглядами стражников на укреплениях, и я посмотрел из–за хвоста лошади на восточный изгиб реки, длинные откосы гальки и тростниковые заросли, где недавно простыл след моих бедных друзей. И я решил, что и дальше буду упрямо все отрицать.

Второе заседание по отправлению правосудия епископским судом фактически закончилось тем, что я был признан непричастным к делу. Тем же вечером я свободно ушел, окруженный пастухами из Сабартес и людьми из Планезесс. Все они дали показания в мою пользу. Глядя прямо в глаза сеньора и его бальи, они подтвердили, что в те дни я мотыжил виноградники вместе с ними, и ни разу не отлучался из деревни. Дополнительное расследование Мэтра Пьера Жирарда закончилось посрамлением доносчика, который, скорее всего, присутствовал на заседании — но я этого так и не узнал. Я обнял своих товарищей, и долго, по–дружески, сжимал обе руки Арнота Н'Айглина, пришедшего, чтобы поручительствовать за меня. Но вскоре меня охватила тяжелая тоска. Нет. Я не испытывал ни малейших угрызений совести от того, что мне пришлось лгать под присягой. Несмотря на страх, который я при этом испытывал, я не питал никакого почтения к архиепископскому правосудию; я не собирался служить ни Церки, что сдирает шкуру, ни князю мира сего. Для меня справедливым было, скорее, сделать всё, чтобы расстроить их планы причинения смерти, чтобы защитить и спасти моих близких.

Нет, тоска, что жгла меня, была иной.

Мэтр Жирард объяснил всё в достаточной мере. Я понял без особого труда, что была отслежена вся дорога беглецов из Мура. Было обнаружено, что перед тем, как явиться ко мне, они останавливались в Кубьер. И здесь их встретил Арнот Белибаст — конечно же, вначале, это были просто предположения и догадки следователя, но потом они были подтверждены этими проклятыми анонимными показаниями, потому что всегда и везде находятся люди, готовые очернить своих соседей. Арнот, которому Инквизиция Каркассона уже назначила наказание в виде ношения крестов, может получить новое обвинение в ереси. Что теперь с ним станется? А что ждет остальных членов семьи Белибастов, женщин и детей, которые и так живут на грани нищеты?

Но это было еще не все. Перед тем, как выпустить меня, Мэтр Пьер Жирард не мог удержаться от того, чтобы еще раз не брызнуть ядом. Он смотрел на меня, прищурив глаза, с каким–то отвращением. На меня, молодого пастуха, который посмел так упорно ему противиться. На меня, Пейре Маури из Монтайю, который так быстро и умело смог выкрутиться…

Я слушал его слова, преисполненные злобы и ненависти:

— Земля д’Айю, Сабартес, земли, переполненные еретиками! Дрожите же, ибо грядет время и для вас! Уже в этом году вы все это увидите. Еретики, их друзья и соучастники, знайте — мы всех вас вскоре вырвем с корнем из этих несчастных земель, как бурьян и колючки!

ГЛАВА 29 ЛЕТО 1309 ГОДА