Сыны Тьмы

– Стих 67:201. Монарх – это Правосудие и Закон, выкованные в меч, от жгучей ярости которого не застрахован и сам монарх. Указ монарха должен использоваться редко, и, однажды произнесенный, не может стать невысказанным, ибо Монарх неподвижен, как Полярная звезда, и должен всегда оставаться постоянным. Как только слова Указа написаны чернилами, краской или кровью, он становится Законом. Даже царь не может отменить его. Любое изменение в таком Законе может быть вызвано только волей людей, управляемое таким образом и осуществляемое через каждого из Восьми, которые обладают данными Богом способностями принимать решения за простой народ.

– Ману был довольно многословен, ваша светлость, – сказал Крипа. – Если позволите, я не буду читать дальше. Если, конечно, царевич Сахадев не считает, что необходимо прочесть дополнительные выдержки. – Он улыбнулся замершему с отвисшей челюстью Сахадеву. – Другими словами, ваша светлость, в отличие от решения по наследному царевичу, которое было передано нам Трибуналом, изменение Указа требует участия всего Совета Восьми. Не Трибунала, не Сотни, а Восьми. Так что этот процесс можно начать прямо сейчас.

Крипа мучительно долго молчал, давая Сахадеву возможность обдумать его слова, а затем продолжил:

– Царевич Дурьодхана является членом Восьми, как и господин Шалья. Мы пошлем к ним наших самых быстрых наездников на гандхаранских скакунах и будем молиться, чтобы они поскорее вернулись в Хастину. Поскольку Матхура находится в осаде войск Магадха, мы можем только надеяться, что император избавит царевича Бхима и царевну Драупади от своего гнева. Как бы мне ни было неприятно это признавать, но против Греческого огня и айраватов, боюсь, шансы Матхуры не выглядят очень уж многообещающими.

Сахадев уставился на Шакуни. Все книги на земле не смогут подготовить тебя к тому, что приходит с опытом, ублюдок, хотел сказать Шакуни, но пока он решил позволить Сахадеву представить, что же Шакуни хотел сказать. Несколько часов назад он грыз ногти, молча пережевывая и перебирая различные маловероятные сценарии, чтобы получить то, что он хотел. Когда Белый Орел согласился все разделить, Шакуни должен был убедиться, что Юдхиштир не получит от этого ничего хорошего. Вот почему он сразу же провел линию на карте Союза. И весьма умно ее провел. Части оказались равны только по размеру. В то время как сам Хастинапур уходил Дурьодхане, наряду с Гандхаром и Ангой, во владениях Юдхиштира оказались огромные земли леса Кхандавпрастха, а также Мадра и Варнаврат.

Но Юдхиштир никогда бы не согласился на это. Мадра уже была наследием Накула и Сахадева через их мать, Мадри. И было хорошо известно, что Мадра была частью Союза лишь номинально, поскольку Шалья играл в свои собственные игры. Варнаврат едва ли можно было назвать городом. А Кхандавпрастха превратилась в руины, а то и хуже того, в весьма опасное место.

Будь у Шакуни время или останься он с ними наедине, он бы загнал эту долю в глотку царевичам. Но в присутствии членов Совета Восьми или когда за стенами находились члены Совета Ста… Нет. На этом поле битвы были иные правила. И свиток от посланника оказался ответом на его мольбы. Гонец загнал свою лошадь до смерти, чтобы передать просьбу. Вероятно, это была просьба о помощи от соседа. Как удачно, что он наткнулся на одного из Туманов Шакуни. Все, что Шакуни должен был теперь сделать, это заставить Юдхиштира вырыть для себя ловушку, поэтому выживание его жены, брата и союзников зависело от того, насколько быстро он сдастся. И план Шакуни сработал, как хорошо смазанная крысоловка.

Заговорил Видур, Магистр Права, возвращая Шакуни в настоящее:

– Конечно, Кодексы предусматривают возможность использования во время войны власти царя, когда такие формальности могут быть отменены, – глянув на Белого Орла, высказался он. – Есть прецедент.

– Действительно, господин Видур, – спокойно сказал ачарья Крипа, – прецедент есть. Но Хастина не находится в состоянии войны. В отличие от Матхуры. Такая власть не предоставляется царю во время войны другого государства.

И вот так все поменялось местами. Ачарья Крипа даже не потрудился подавить кислую улыбку.