– ЖЕНЩИНА! ЖЕНЩИНА! ЖЕНЩИНА! – Дождь повторяла за ней, все громче и громче. Песнопение распространилось среди Волчиц, как чума. Каляван на мгновение замер, чтобы понять, что они твердят, а затем его глаза лишь слегка расширились, когда он понял подтекст. Его ухмылка исчезла, и он рванулся к Сатьябхаме, как будто хотел обогнать свои сомнения.
Но Сатьябхама не была мужчиной.
– Женщина!
Она видела, что пение подействовало на Калявана, потому что он бросил на нее взгляд, в котором светилось желание придушить ее. На его лице появилось сомнение. Возможно, потому, что он чувствовал себя измотанным. Возможно, потому, что ни один мужчина не продержался бы так долго против него на дуэли. Как бы то ни было, непобедимый грек утомился. Багряные Плащи тоже зловеще притихли, их плечи поникли, лица погрустнели. Непрекращающееся ритмичное скандирование Волчиц, казалось, подорвало их энтузиазм.
Круг зрителей зашевелился, когда на поляне вдруг появился Кришна с пропитанной кровью повязкой на голове. Дрожа, он наблюдал, как его жена и его враг вели разговор на мечах. Даже он присоединился к песнопению:
Сатьябхама краем глаза заметила его и на мгновение вскинула подбородок. Штиль видела, с каким трудом он подавил желание остановить поединок. Он знал, что не может оскорбить Сатьябхаму.
Каляван стал мрачным и смертельно опасным, его высокомерие покинуло его. Он скинул большую часть своей брони, чтобы двигаться быстрее. Сатьябхама последовала его примеру. Штиль понимала, что для них было бы безумием продолжать дуэль в полном вооружении. Пусть они оба были не так уж сильны, но на их стороне были мастерство и скорость. Это сражение имело огромное значение, и ситуация постоянно менялась. Если раньше Сатьябхама сражалась вяло, то это был ложный маневр. Штиль всегда это знала. Она берегла свои силы. Скорость Калявана и раньше делала его похожим на бога. Но в том-то и дело, что им нужно было быть быстрыми. В итоге и у газели заканчивается воздух. На охоте, как и в фехтовании, выносливость важнее скорости.
Каляван издал низкий смешок. Лишенное тщеславия, его мальчишеское лицо выглядело невинным.
– Я сожалею лишь о том… – начал он, сделал глубокий вдох и бросился на нее так быстро, что Список не видела, как он двигался. Сатьябхама рванулась вперед и выбросила кулак ему в лицо. Удивленный, Каляван пригнулся и увидел, как меч Сатьябхамы метит ему в горло. Он едва успел увернуться. Клинок разорвал его тонкую кольчужную рубашку и полоснул по коже под ребрами, орошая землю его кровью.
Он упал на колени, длинный меч выскользнул из его руки. Тяжело дыша, он согнулся пополам. Сатьябхама стояла позади него, медленно, уверенно поворачиваясь…
Матхуранцы хрипло и радостно кричали. Греки сыпали проклятьями, призывая Калявана встать. Он, окровавленный, ошеломленный, с трудом выпрямился, все так же стоя на коленях. Схватился за свой длинный меч и поднялся. Если ему суждено было умереть в этот день, то уж, на хер, не на коленях.
Сатьябхама не стала тратить время на последние слова. Она взбежала на кучу джутовых мешков и с высоты прыгнула на Калявана. Время замедлилось. Прыжок длился целую вечность, ее рука опускалась по плавной дуге, каждое ее движение выделялось, как пламя в темноте. Каляван обернулся на мгновение позже, но тем не менее с вызывающим криком. Он развернул клинок, чтобы парировать атаку. Это был далеко не лучший его замах, хватка ослабла в липких дрожащих пальцах. Рубин на крестовине меча Калявана поймал свет и засветился, как живое существо. Список прикрыла глаза рукой.
Список услышала Калявана до того, как увидела, что произошло. От крика, казалось, разрывалась голова. Меч Сатьябхамы не задел его череп, а лишь срезал ему ухо. Каляван прижимал руку к голове, лицо исказилось от боли, кровь, пузырясь, сочилась между пальцами и стекала по шее. Каким-то образом ему на волосок удалось уклониться от последнего удара Сатьябхамы. Меч Повелительницы Войны с глухим стуком вонзился в землю, ухо все еще оставалось на лезвии.