Здесь, как колесница, прошла война. Вокруг, как семена в поле в начале сева, были разбросаны горящие повозки, запряженные волами, сломанные колеса от колесниц, останки лошадей, мулов, айраватов, мужчин, женщин и детей, виднелись разграбленные дома. Мухи неуклюже плясали над телами павших. Телами, растоптанными, изуродованными мечами, сожженными. Везде виднелись курганы тел в синем платье – тел, свидетельствующих о храброй и отчаянной последней битве матхуранских солдат.
К Шакуни подъехал Сахадев.
– Что вы думаете обо всем этом, мой господин?
Шакуни удивленно вскинул бровь, не услышав враждебности в голосе Сахадева.
Сахадев словно прочитал его мысли:
– Вежливость – единственный путь к сосуществованию, господин Шакуни. Разве только у вас есть лучший способ справиться с последствиями ваших действий.
– Конечно, есть. – Шакуни сверкнул своей кривой улыбкой. – Но я слишком прелестен для тюрьмы. Уже нашли тело Кришны?
– Нет, мой господин. Но количество погибших велико… и большинство обгорело до неузнаваемости. Я направляюсь к источнику этого нефритового столба пламени. Идете?
Шакуни был впечатлен. Никаких колебаний. Никакого страха. Достойный противник.
– Конечно, – ответил Шакуни. – Постарайтесь от меня не отставать.
Они прошли мимо руин крепости туда, где раньше было здание Сената. Там, где когда-то в белом великолепии стояло величественное здание демократии, сейчас зияла огромная дыра, оскалившаяся обломками штукатурки, сломанными балками и свисающими рамами. В ее зияющую пасть все еще сыпалась пыль. Сама земля содрогалась от случившегося с ней ужаса. Никто не произнес ни слова.
В пятидесяти шагах внизу виднелась единственная точка, от которой не разносились цепочки черно-зеленых призраков. В том месте все блестело, словно это было наполненное водой озеро.
Он покосился на почерневшую массу в центре, настолько деформированную, что ее едва ли можно было назвать деревом. Внезапно его глаза сузились.
Сахадев приблизился к Шакуни, продолжая медленно подходить к телу, изучающе оглядывая его. По поверхности все еще скользили зеленые волны света, похожие на пламя свечи. Руки были вскинуты, словно погибший собирался напасть. Но что бы с ним ни случилось, завершить свой замах он не успел.
Шакуни почувствовал, как у него внутри все заледенело. Он достал платок и вытер пот с лица.
– Я знаю его… – Вряд ли кто мог забыть ассирийский клинок, а этот проклятый дурак во время сваямвара размахивал им гораздо чаще, чем Шакуни хотелось бы помнить. – Каляван.
– Здесь есть следы… – пробормотал Сахадев, совершенно не смущенный откровением Шакуни.
Лицо Шакуни побледнело.
– Что бы это ни было, – пробормотал он, – оно давно ушло. Не стоит пытаться его найти.
– Если, конечно, он не собирается найти нас, – заметил Сахадев. Потянувшись, он выхватил из обгоревшей руки меч, но сразу же выронил его, когда раскаленный клинок обжег ему руку. И в тот же миг останки Калявана рассыпались у них на глазах в прах облаком пыли и дыма, не оставив на земле и следа от воина, которого, как говорили, не мог убить ни один мужчина, рожденный в нынешнюю эпоху.
– Полагаю, пророчество все-таки было ложным, – сказал Сахадев, разглядывая свою обожженную ладонь, но Шакуни его не слушал. Он был просто в замешательстве. Если Каляван был мертв, а Матхура разрушена, то кто победил?