Сырок. История моей жизни и бизнеса

Естественно, в его кабинете провели обыск, вскрыли сейф, нашли пару тысяч рублей – по тем временам громадные деньги. А он сказал, что эти деньги мой брат передал для судьи.

Приходят к судье и говорят: на вас подозрение во взяточничестве. Естественно, меня срочно перевели в другой суд. И там, видно, уже сказали, что надоел этот Александров, два года на следствии, пора осудить – и все. Суд был чисто символический: за пять минут я получил пять лет и поехал на липецкую зону.

Позже, поднимая архивы, я увидел, что изначально сдал меня тот самый Феликс, которого я считал своим другом. Однажды по пьянке я похвастал, как зарабатываю, и даже сказал, в каком магазине реализую водку. Когда его арестовали за спекуляции кроссовками, он, рассчитывая на снисхождение, навел ОБХСС на меня.

Глава 4. Жизнь на зоне

В чем заключалась специфика «красных зон» в СССР

Почему на зоне мне не разрешили работать в медсанчасти

Какой неприятный сюрприз ожидал меня после возвращения в Москву

Выжить на липецкой зоне мне помогли два случая: оба раза я помогал людям, и добро мне вернулось. Но обо всем по порядку.

Не знаю, как сейчас, но тогда отношение к москвичам было отрицательное. Про нас (хотя родом я из Уфы) то ли в шутку, то ли всерьез говорили: «Прилетели к нам грачи…» – а дальше нецензурно.

Москвичей старались распределить в тяжелые цеха. Самым неприятным считался цех обработки корпусов тракторных моторов. Корпуса – такие чугунные штуки, куда вставляется мотор, – отливали на Липецком тракторном заводе, привозили на зону и здесь очищали. Из-за чугунной пыли за три-четыре месяца зек мог заработать туберкулез.

Меня распределили именно туда, но, к счастью, это продлилось недолго. Избежать туберкулеза удалось потому, что еще в Бутырке я помог одному липецкому гармонисту. Все гармонисты любят поддать. На какой-то свадьбе он с товарищами пил, пока не кончилась водка. Ночью они пошли к директору сельского магазина, бабе Мане. Попросили ее открыть магазин и продать водку. А она им: да пошли вы… Ну а выпить очень хотелось. Ребята поддели амбарный замок, вынули штырь, зашли в магазин, взяли три бутылки, положили девять рублей и закрыли дверь. Баба Маня утром видит на снегу следы, понимает, что магазин вскрыт, – и в милицию. К ним сразу пришли и полупьяных забрали в КПЗ.

Когда гармонист протрезвел, у него началась белая горячка – такое бывает у пьяниц, которым не дают выпить. Из-за психоза он стал шуметь, и дежурный офицер, начальник этого КПЗ, зашел его угомонить. А тот в невменяемом состоянии оторвал доску с двумя гвоздями от нар, ударил начальника и убил его. И вместо обыкновенной «трешки» за бутылки получилась очень тяжелая статья – убийство милиционера при исполнении служебных обязанностей.

В подобных случаях арестованных обычно направляли на обследование в Институт судебной психиатрии имени Сербского. И вот подследственный приезжает в Москву, попадает в нашу камеру, где заключенные начинают ему советовать, как лучше косить под невменяемого. Но я-то с медицинским образованием и знаю, что полуграмотный мужик не обманет опытных врачей. Я ему тогда сказал:

– Не надо косить. Расскажи, что действительно произошло, и они поймут, что ты был в состоянии невменяемости или аффекта.

Гармонист меня послушал, и его признали невиновным. Три года за свои бутылки он отматывал в той же зоне, что и я, работая бригадиром грузчиков. Он меня узнал и в качестве благодарности старому знакомому забрал к себе в бригаду, вытащив из проклятого цеха. Господи, спасибо!

От вредной работы удалось избавиться, но от голода на первых порах – нет. Повара основную еду давали местным, липецким. Например, клали в миску своим кусок мяса, а сверху кашей заливали, чтобы скрыть. А нам по остаточному принципу: или простой черпак каши, или миску супа, где плавали всего два капустных листочка. Короче говоря, за пару месяцев я потерял 16 килограммов. До такой степени исхудал, что мама, приехавшая меня навестить, кричала: «Сволочи! Фашисты! Концлагерь!»

У нас была так называемая «красная зона». Власть держали не воры, а мужики-здоровяки, назначаемые администрацией бригадирами или старостами. Установить с этими ребятами хорошие отношения мне тоже помог случай.

На новый 1985 год бригадиры сварили брагу из того, что имелось под рукой: сахара и хлеба. Когда они изрядно набрались, их потянуло на секс. В каждой колонии есть отряд для гомосексуалистов. Они живут в специальном бараке, не контактируют с обычными заключенными, едят за отдельными столами. Туда селят как настоящих гомосексуалистов, так и «опущенных». Например, на зоне такой закон: если украл у своих – тебя опустят. И опущенный переселяется в отдельный барак. У своих воровать нельзя. Как бы ни было голодно, чужое брать права нет.