Сыщик, ищи вора!

Хотя, если называть вещи своими именами, Разин был всего-навсего главарем разбойничьей шайки (правда, самой крупной в XVII веке после Смутного времени), в советские времена, как многие должны помнить, из него сделали идейного борца с царизмом, озабоченного исключительно тяжкой судьбой простого народа (того самого, который Разин преспокойно использовал в качестве «пушечного мяса»). Советские энциклопедии и школьные учебники именовали его не иначе как «выдающимся руководителем крестьянской войны против феодально-крепостнического гнета» – что истине мало соответствует. А о шалостях Разина на Волге и в Персии старались не упоминать, прекрасно понимая, что это бросает тень на светлый образ «народного печальника».

Так вот, самое интересное… Подобная точка зрения родилась не после революции, а значительно раньше, во второй половине XIX века, когда в России расплодилась и понемногу набрала силу либеральная интеллигенция. Как и у нынешней, у нее была какая-то патологическая страсть ко всевозможным блатарям, провозглашавшимся «борцами за свободу». В них зачислили и Разина. Кроме песни о «персидской» княжне появилась еще одна, якобы народная, а на деле тоже написанная неким интеллигентом, – «Есть на Волге утес».

Есть на Волге утес,
диким мохом оброс…

И далее подробно повествуется, что именно на этом утесе любил часами просиживать Разин, размышляя о счастье народном и той самой «борьбе с феодально-крепостническим гнетом». И если найдется человек, всей душой и сердцем болеющий борьбой за свободу, —

…то утес-великан
все, что думал Степан,
все тому смельчаку перескажет…

Как и «Из-за острова на стрежень», эта песня до революции имела большую популярность у вполне законопослушных граждан, к беднякам отнюдь не принадлежавшим и ничуть не горевшим желанием воевать за «счастье народное». Ничего удивительного. Как явствует из примера с Робин Гудом (и множества подобных ему европейских персонажей), блатная романтика давненько привлекала не одних лишь россиян (вспомним, с каким воодушевлением горланят балладу об убийстве епископа разбойником вполне себе добропорядочные британские обыватели).

А вот самый что ни на есть простой народ, за счастье которого Разин якобы боролся… Вот у него отношение к Разину отчего-то нисколечко не совпадало с тем, что бытовало среди либеральной интеллигенции. Чисто народный фольклор, сочиненный не городскими интеллигентами, а самым что ни на есть простонародьем, отчего-то очень по-разному относился к Пугачеву и Разину. Вот Пугачев как раз сплошь и рядом рисуется борцом за народное счастье, песни и сказы о нем проникнуты искренним расположением. А вот Разин частенько рисуется как злобный колдун (иногда – карлик наподобие гнома), наделенный сверхъестественными способностями, употребляющимися во зло. Иные предания не уступают по увлекательности романам Стивена Кинга: Разин колдует, призывает на подмогу бесов, летает по воздуху на лодке, обитает в заколдованных пещерах, зарывает заклятые клады, которые так просто случайному человеку не взять… Такое вот отношение.

Но вернемся на Волгу. После казни Разина и истребления царскими войсками немалого количества «воровских» казаков разбои на реке не прекратились. Через несколько лет после того, как войска ушли из Поволжья, новые ловцы удачи, не в силах смотреть, как мимо проплывают богатые купеческие караваны, начали спускать на воду «острогрудые челны».

Правда, до прежнего размаха и фарта было далеко. Наиболее известен случай, когда в 1677 году триста яицких «воровских казаков» напали на городок Гурьев, пограбили тамошние склады и по примеру Разина двинулись на Каспий. Однако там для них началась полоса невезения. Их встретил стрелецкий отряд под командой Никиты Мамонина, и, хотя казакам все же удалось прорваться в море, потрепали их чувствительно. Решив пограбить туркмен, пристали в гавани одного из городков на восточное побережье Каспия и назвались купцами. Однако русских купцов туркмены навидались предостаточно и решили, что эта подозрительная публика никак на них не походит. А потому внезапно напали средь бела дня. Казаки отбились и ушли в море, но с большими потерями. Хотели напасть уже на персидское побережье – но там о них уже прослышали и приготовились защищаться. Пришлось убираться несолоно хлебавши. Поплыли к Баку – но там штормом перевернуло два струга, 30 казаков попали в плен и ради спасения собственной шкуры быстренько согласились принять ислам.

Прямо-таки какое-то роковое невезение преследовало эту шайку! Правда, удалось ограбить пару-тройку персидских торговых кораблей, но добыча оказалась крайне скудной. Возвращаться было не просто позорно, но еще и опасно: в устье Астрахани их давно уже стерегла сильная стрелецкая флотилия. Которая вскоре двинулась на Каспий, обыскивая все островки, где казаки могли устроиться на зимовку.