– Крючочники мы…
– Во даешь… А не той ли ты крючочницы сын, которую за убийство ростовщика задержали?
– Той самой.
Смотритель покопался в бумагах:
– Тогда фамилия твоя Соловьев, запомни.
– Постараюсь. А к мамке пустите?
– Нет. Увезли вчера твою мамку в съезжий дом Московской части.
– А это где?
– Угол Загородного и Гороховой. Иди туда.
Эх, знал бы Ефимыч с сотоварищами, что в тот самый момент, когда они докладывали Крутилину о безуспешных поисках Кешки, тот пересекал двор сыскной…
– Куда же он мог подеваться? – задумался Иван Дмитриевич, выслушав агентов.
– Да мало ли куда? – развел руками «студент».
– Может, к какой-нибудь артели тряпичников прибился, – предположил «чиновник».
– В Вяземской лавре их дюжина, если не больше, – напомнил Ефимыч.
– В Лавру не суйтесь, ещё вспугнёте его. Если сдунет из города, ищи тогда его, свищи. Лавру Петьке Абасу поручу. А вы пока по скупщикам тряпья пройдитесь.
– Так думаете, не Фроська убийца, а её сынок? – уточнил «студент».
– Пока не знаю. Сейчас Фроську с Загородного привезут, выясню.
– Мать сына не выдаст, – покачал головой Ефимыч.
– Возможно, что в убийстве они вообще невиновны, только в грабеже. Потому что в то утро в трактире напротив сидел вот этот негодяй. – Крутилин перевернул фотопортрет, сделанный в пересыльной тюрьме перед отправкой Толи Дерзкого на каторгу. – Сегодня с утра его опознал по нашей картотеке половой из трактира.
– Ну сидел там беглый каторжник. Зачем ему ростовщика убивать? Вдруг совпадение? – засомневался Ефимыч.
– А ты фамилию этого каторжника прочитал? – ткнул в подпись под карточкой Крутилин.
– Чванов.
– Ростовщик тоже Чванов. И они братья.
В кабинет Крутилина без стука ворвался взволнованный Яблочков:
– Иван Дмитриевич, двойное убийство на Знаменской.
– Так, братцы, поиски Кешки пока отставить. Все на Знаменскую, – скомандовал Крутилин.
Всё было сегодня Володе не в радость: ни любимые сырники со сметаной на завтрак, ни пролетка, которую к выходу из дома поймал швейцар Пантелеич, ни нескрываемая зависть в глазах ровесника Мустафы, сына старшего дворника Ильфата.
– Поехали, – велела Александра Ильинична извозчику.
От Сергеевской до Пустого рынка, у которого находилась гимназия, домчались за пять минут. Княгиня бросила взгляд на модные золотые часики, украшавшие её руку:
– Полдевятого. Слава Богу, успели.
– Завтра буди меня попозже. Ведь занятия начинаются в девять, – буркнул Володя, спрыгнув с экипажа.
Мать подала ему ранец:
– Занимайся прилежно, на переменах не озорничай…
– Да помню я! – не дал досказать Володя.
– …и не пей…
– Да я её вообще не пью твою некипяченую воду, – крикнул мальчик и побежал к входу, где встречал гимназистов воспитатель Данила Андреевич Келлерман, невысокого роста грузный мужчина с сильной проседью в волосах. В правой руке он держал большую связку ключей, в левой – список принятых в первый класс. Каждого он останавливал, требуя назвать фамилию.
– Тарусов.
На суровом лице Келлермана появилась неприятная улыбочка:
– А, Тарусов! Помнится, вашего братца-шалуна я однажды розгами отделал. Ежели тоже будете баловаться…. – заканчивать фразу Данила Андреевич не стал, погрозив Володе рукой с ключами. – Проходите пока в раздевалку, вешалка первого «А» вторая слева.
Володя вошел в огромный вестибюль. Там было шумно. Гимназисты старших классов бурно приветствовали друг друга после летней разлуки: били друг друга по плечу, обнимались, громко делились подробностями прошедших каникул. Тарусов, как велел ему Келлерман, повернул влево, где увидел стайку столь же, как он, перепуганных ребят, а рядом с ними троих мальчишек постарше.
– Ты что, тоже в первый «А»? – спросил один из них, широкоплечий черноволосый парень, которому невысокий Володя даже на цыпочках не дотягивался до груди.
– Да, – подтвердил Тарусов, тщетно пытаясь глазами найти Федю Липова.
Но того ещё не было.
– Похоже, вся мелочь в этом году досталась нам, – сокрушенно сказал товарищ чернявого, такой же высокий и широкоплечий, но только рыжий.
– Теперь «бэшки» будут нас бить, – расстроился черноволосый.
– А это мы ещё посмотрим, – вступил в разговор третий, с длинным орлиным носом и оспинами на щеках.
И хотя габариты у него были поскромнее, чем у приятелей, по уверенному тону Володя сразу понял, что в троице верховодит именно он.
– Звать-то тебя как? – спросил третий.
– Володя. Володя Тарусов.
– О, так это ты, князь Тарусов? Очень, очень приятно. А я барон Жорж Штемпель. – Юноша протянул руку, которую Володя пожал. – Давай дружить. Я в первом «А» уже четвертый год. А Базиль, – Штемпель указал на чернявого, – всего лишь третий.
– Базиль Багрянский, – представился тот.
– Сын генерал-лейтенанта, – шепнул Володе Жорж.
– Николай Копейщиков-Липкин, – подал руку рыжий.
– У Свинки отец камергер, – опять на ухо сказал Жорж.
– Свинка ещё салага, – пояснил черноволосый Базиль. – Всего лишь второгодник.
– Потому что три года назад я летом свинкой заболел и в гимназию не пошел, – объяснил Володе Копейщиков-Липкин.
– Вот потому его Свинкой и кличут, – заржал Жорж. – Ой, а это ещё кто?