В домовой церкви на четвертом этаже гимназисты прослушали молебен, после которого их развели по классам. В кабинете первого «А» учеников ждал преподаватель латыни, тот самый рыжий господин в пенсне, что вчера заваливал на испытаниях Липова. Сперва он рассадил класс по партам:
– Тарусов, Суходольский, фон Клейн, Шерстобитов, Островский, Мирович – первый ряд…
Дети послушно занимали свои места. И вот наконец остались последние, Липов и троица второгодников.
– Ну а вы, господа, на «камчатку». – Рыжий указал на самый последний ряд.
– Господин учитель, я плохо вижу, – возразил Федя.
– Рассадка у нас не по зрению, а по результатам испытаний. А вы их, Липов, провалили. Ну-ка, шагом марш на место.
Федя с ужасом посмотрел на задний ряд. Левую парту уже заняли Свинка с Базилем, правую Штемпель, который с ехидной улыбочкой манил пальцем Липова. Но Федор к нему не пошел, выбрав центральный ряд. Володя встал и последовал за ним.
– Тарусов, а вы куда? – изумился рыжий.
– Я тоже завалил испытания. Моё место здесь, – заявил Володя, плюхаясь рядом с другом.
– Хм… Что ж, начнем. Для начала представлюсь, Сергей Данилович Келлерман…
– Что, и этот Келлерман? – удивился Липов.
– Это сын того Келлермана, что с ключами. Такая же сволочь, что и отец, – сообщил Феде Володя со слов брата Женьки. И с силой ударил себя по щеке – ему показалось, что туда села муха. Через секунду ударил себя по щеке и Липов.
– Это кто там в ладоши хлопает? – спросил Келлерман.
– Трусов и Попкин, – наябедничал Жорж, пряча под парту трубочку из тростника, из которой только что плюнул скомканными бумажками в Володю и Федю.
Класс дружно засмеялся.
– А, господин барон, – процедил учитель, – всё шутки шутите? Позвольте и мне пошутить. Откройте-ка учебник. Страница пятнадцать. Первый абзац. Прочтите.
Штемпель сперва откашлялся, потом начал читать по слогам. Текст этот он проходил уже четвертый раз, но из-за своего нежелания учиться с первых же слов стал спотыкаться:
– Пау́ла…
– Какая ещё Пау́ла? Па́ула…
– Я так и сказал. Па́ула ансила…
– Что ещё за ансила? Вы разве москвич? Только москвичи эту букву так читают. Говорите как петербуржец: анкила…
– Я и говорю, анкила фабулам наррат.
– Переведите.
– Пау́ла, то бишь, Па́ула говорит историю…
– Рассказывает сказку, болван. Садитесь, три с минусом. Тарусов, продолжайте.
Штемпель плюхнулся на место, Володя встал. Ему очень хотелось напомнить Келлерману, что это первый для него урок латыни, что он должен сперва объяснить правила чтения и дать перевод словам из текста, чтобы дети смогли соединить их в предложение. Но Володя уже понял, что Келлерман ему мстит за то, что ослушался и сел на «камчатку». А так как два часа наказаний он уже сегодня заработал, то если сейчас возразит, попадет в карцер. И Володя рискнул. Латинские буквы были ему знакомы. А по короткому предложению, которое прочел Штемпель, Володя понял, что в отличие от французского, где половина букв в словах при чтении опускается, здесь надо проговаривать все.
– Маркус фабулам либьентер аудит.
– Недурно, весьма недурно для первого раза. Только не либьентер, это вам не французский, а просто либентер. Понятно?
– Да.
– Переведите.
Володя почесал макушку. «Маркус, Маркус… Видимо, как и Паула, это имя. Точно имя. Марк! Слово «фабулам» уже перевели Штемпель с Келлерманом, это сказка. Так, теперь аудит. По-французски audition – это слух. Значит, этот Марк слушает сказку, которую рассказывает Паула. Остается либентер. Что же это за зверь? По-французски либерте – это свобода. Свободно слушает? Нет, какая-то чушь. Либэ, либэ… Что-то знакомое. Точно, папа любит признаваться маме в любви на разных языках: Ай лавь ю, ти волью бене, их либе дих! Либе – любить по-немецки».
– Марк любит слушать сказку.
– Отлично, – похвалил учитель. – Только либентер не глагол, а наречие. Марк охотно или с удовольствием слушает сказку. Но все равно «отлично». Ну а теперь, Попкин… Ой, то есть Липов.
Красный от оскорбления и предстоящего ужаса Федя встал со скамьи, на которую опустился Володя.
– Ну что стоите? Читайте третье предложение.
– Я… Я… Я даже букв этих не знаю.
– А зачем сюда явились? Прислуживали бы и дальше вашему батюшке на клиросе. Кол! Садитесь. Два часа после занятий.
Глава седьмая
По дороге в школу резерва Яблочков размышлял: что, интересно, Крутилин забыл в Окружном суде? Ответ бы его удивил. На самом деле, Крутилин в Окружной суд не собирался. Ему надо было заскочить по личному делу к Тарусовым, которые жили на Сергеевской улице. Но после двойного убийства признаваться в этом подчиненному счел неудобным, потому и соврал про суд.
– Рад, что вы уже вернулись с дачи. – Начальник сыскной поцеловал ручку Александре Ильиничне, к которой относился с уважением и даже восхищением – княгиня Тарусова уже несколько раз помогала сыщикам раскрыть загадочные преступления, за что Крутилин был ей очень благодарен.
– Увы, нам пришлось уехать из Терийоки. Потому что Володя поступил в гимназию. Сегодня первый день занятий. Очень за него волнуюсь, – призналась княгиня.
– Ну и зря. Он очень толковый мальчик.