Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

Через какое-то время Володя последовал за ними и, стараясь не сбиться, тоже сосчитал свои шаги.

Глава пятнадцатая

1873 год

Зима в Петербурге пролетает почти незаметно – от Рождества до Масленицы сплошные балы, спектакли, веселые попойки, а с Великим постом в столицу приходит весеннее тепло. Здесь же, в Нерчинске, холода начались в октябре, а в ноябре уже лежали сугробы в человеческий рост. В бараке и даже в канцелярии из-за мороза зуб на зуб не попадал. Однако несчастных каторжников продолжали гонять на рудники и заводы. Многие из них стали кашлять, некоторые кровью.

«Как бы туберкулез не подхватить!» – переживал за свое здоровье Чванов.

Потеплело лишь к апрелю, а окончательно снег сошел ближе к маю.

– Ну что, пора бежать, – сказал, нежась под ласковым майским лучом, Курносый.

– А бурятов не боишься? – спросил Дерзкий.

– Чего их бояться? Они в засаде вокруг каторги не сидят. Пускаются в погоню только когда узнают, что случился побег. То есть через день, через два. А у меня тут в двадцати верстах знакомец на поселении, спрячет нас с тобой в подвале. А как волосы с бородой обрастут, пойдем тайгой к Байкалу, дорогу я теперь знаю.

– Мы вдвоем побежим?

– Нет, конечно. Ватага собирается большая.

– И когда?

– В ночь на субботу. У Здухова как раз именины будут. И сам напьется, и всех конвойных напоит. Вот мы и рванем.

На следующий день в канцелярию зашел Васька и поманил Чванова пальцем в коридор:

– Ну что, барчук, бежать не передумал? У меня все готово.

– Я… да… не передумал, – затруднился с ответом Дерзкий.

– А чего запинаешься?

– Да с Курносым уже сговорился.

– Бежать?

– Ага. Неудобно теперь пятками назад.

– Да уж. Вдвоем уйдете?

– Нет, с ватагой.

– А когда?

– В субботу.

– Что? Здухову подарочек на именины?

Чванов рассмеялся.

– Это хорошо, что ватагой бежите, – задумчиво произнес Васька. – Ладно, поступим так. Вместе с остальными дойдешь до поворота на рудник. Там я свою телегу с сеном оставлю. Скажешь товарищам, что живот у тебя приперло. Ждать они тебя не станут и из виду сразу потеряют. Поворот все-таки, да и луна ущербной будет. Нырнешь в сено. Перед рассветом я на лошади подъеду, запрягу её в телегу и тебя с сеном увезу. А как волос у тебя обрастет, со старшим моим сыночком отправитесь в Кяхту. В ту сторону каторжники редко бегут, искать тебя там не будут.

– А как я из Кяхты выберусь?

– Потом расскажу.

В означенный вечер все каторжники – и те, кто собирался бежать, и те, кто от побега отказался, пребывали в сильном возбуждении. То и дело заглядывали в окна: ходят ли ещё часовые или уже ушли праздновать. Из домишка, где проживал с семьей Здухов, доносилась музыка – то играл на гармошке каторжник Петька Зерно. Про побег он, конечно, знал, и старался помочь товарищам – после каждой песни лез к Здухову с рюмочкой чокнуться.

В восемь вечера, как обычно, явился на поверку смотритель Ефремыч. Каторжники выстроились в шеренгу и, как только чиновник называл фамилию, делали шаг вперед.

– Так, ложимся баиньки, – велел он, убедившись, что все арестанты на месте. – И чтоб тихо было. Не мешайте начальству праздновать.

Потом смотритель ушел, вслед за ним в домик Здухова отправились и караульные.

– Кобыла, спринцуй стекло, – велел Курносый форточнику Генке, попавшему на каторгу после неудачного ограбления – внезапно проснулся хозяин дома, и, пытаясь спастись бегством, Кобыла его толкнул, тот упал, ударившись головой о табуретку, и испустил дух. А Генку задержал проснувшийся от грохота дворник. Суд признал Кобылу убийцей и отправил в Нерчинск.

Форточник, погладив тонкими пальцами стекло, неуловимым движением вынул его из рамы. Потом ручкой от стальной ложки выкрошил цемент, скреплявший кирпичи, и вынул их вместе с решеткой.

– Ну, давай, братцы, валим отсюдова, – сказал он.

Курносый выскочил одним из первых, Дерзкий – самым последним, сорок вторым по счету. Он очень надеялся, что Гришка уже уйдет со двора во главе колонны. Но тот, как назло, дожидался приятеля.

– Ты где застрял? – накинулся Курносый на Дерзкого. – В стерки, что ли, играл?

Стерками назывались карты.

– Нет, ты же знаешь, я в вашу стуколку не играю. Живот приперло.

– Нашел время на параше сидеть. Пошли.

У нужного поворота они оказались минут через десять. Телега с сеном, как и обещал Васька, дожидалась Дерзкого. Он картинно схватился за живот:

– Ой, снова прихватило, мне надо в кусты. Иди, иди, я догоню.

– Потеряемся. Я тебя подожду.

– Да иди. Как-то неудобно при тебе, – сказал Дерзкий, спуская штаны.

– Что я, тебя на параше не видел?

Пришлось признаваться.

– Так, так, так. А ты, Дерзкий, подлец. Я ж тебя от кодлы спас. Кабы не я, тебя на ремни порвали бы. И чем ты отплатил? – плюнул в Дерзкого Курносый.

Чванов утерся:

– Прости. Я действительно не прав. Залезай в сено.

Они пролежали там полчаса. А потом где-то в двух верстах началась стрельба.

– Буряты! – понял Курносый. – Твой Васька нас им сдал. А нас сдал ему ты.

– Я не знал…

– Не знал он, сволочь… Если бы я тебя во дворе не дождался… Я как чувствовал…

– Гришка, я не хотел.

– Не хотел он…

– Лучше давай помолчим. Скоро придет Васька.

– Или Здухов.