Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– Дворник, дай-ка ему ключ от двери, – велел Африканычу Яблочков. – Выйди и запри её. Всем всё понятно?

Все дружно кивнули.

– Тогда вперед!

* * *

– Аз, буки, веди, добро, – пытался припомнить вчерашний урок Кешка.

– Глагол пропустил, – напомнила Соня.

– …Глагол, добро, есть, живот, земля, кака…

– Во-первых, не кака, а како. А во-вторых, ты ижицу пропустил.

– А мы в корпусе азбуку стишком заучивали, – вспомнил Дерзкий. – Стихом оно легче:

Аз буки веди. Глаголь добро естъ.
Живете зело, земля, и, иже како люди.
Мыслете наш он покой.
Рцы слово твёрдо.

Ук фертъ хер.

– Что? Хер? – подскочил со стула Кешка. – Который между ног болтается?

Чванов с Соней рассмеялись.

– Хер – это буква. А между ног у тебя болтается уд, – объяснила девушка.

– Что там за шум на кухне? – прислушался Дерзкий.

– Наверно, дворник воду принес.

– А вы что, дверь на черную лестницу не закрываете?

– Только на ночь.

– Барышня, можно вас на минутку? – раздался крик Африканыча из кухни.

– Точно, это он, – поняла Соня. – Иду, иду!

Соня успела выйти в коридор. Там её оттолкнул в сторону Яблочков и вошел с револьвером в руке в столовую. Следом за ним туда заскочили Назарьев и городовые.

– Руки вверх! – скомандовал Арсений Иванович.

И Дерзкий понял, что на этот раз ему не уйти. Если бы Соня не вышла в кухню, он бы прикрылся ею, как давеча попадьей, и выбрался бы из квартиры. И если бы Кешка сидел поближе, а не на другом краю стола, у него тоже оставался шанс…

– Сатрапы, сволочи, что вы делаете? – Соня попыталась вцепиться в Назарьева, тот ее сильно ударил, и она упала.

– Руки вверх! – повторил Яблочков. – В кухне трое городовых, на парадной лестнице тоже. Все с револьверами. Клади руки на стол.

Чванов в ответ выхватил револьвер. Но Яблочков с выстрелом его опередил, попав точно в сердце.

– Папа! Папочка! – бросился к Дерзкому Кешка.

Яблочков, опасаясь, что мальчишка схватит револьвер и откроет стрельбу, сделал подсечку и, когда Кешка очутился на полу, сверху сел на него.

– Что вы наделали?! – истошно закричала Соня.

– Пошли кого-нибудь за врачом, у барышни истерика, – приказал Назарьеву Яблочков.

– Не трогайте меня. Царские ищейки, сатрапы, убийцы! – орала Соня. – Что он сделал? Всего лишь солдат просвещал.

– Он? – указал на труп Яблочков. – Нет, голубушка, он не революционер, а убийца. Певичку из Крестовского трактира из ревности шашкой зарубил два года назад.

– Всё вы врёте!

– А в прошлое воскресенье зарезал собственного брата, в понедельник застрелил Петьку-Абаса. Эй, Кешка, помнишь такого?

Мальчик, стиснув зубы, молчал.

– Его товарищи вам отомстят, – заявила Соня.

– Так, Назарьев, уведи барышню на кухню. Когда успокоится, возьми показания, оформи протокол.

Два городовых подхватили Соню за руки и увели.

Яблочков присел перед трупом, обыскал карманы, нашел пакет с деньгами, лупу, мелкие заклады, похищенные из сыскной, сложенный вчетверо портрет и два с виду одинаковых медальона. Сперва Арсений Иванович развернул на столе портрет, на котором был изображен молодой подпоручик. Он сидел вполоборота у окна. Потом Яблочков открыл медальоны – они были явно срисованы с этого портрета, за исключением пейзажа за окном.

– А вот и шифр на березе. И что там зашифровано? – спросил Яблочков у Кешки.

Тот молчал, с ненавистью глядя на чиновника сыскной. Да и не знал он про шифр, Дерзкий в свои тайны его не посвящал.

– Молчишь? Ну молчи, мы и без тебя знаем. Сейчас могилы разроем и бриллианты найдем.

– Откуда знаете про могилы? – от удивления заговорил Кешка.

И тут в столовую ворвались Федя с Володей.

– Кешка, ты жив? Слава Богу! – бросился на шею к оборванцу князь Тарусов.

– Володя! А какие даты выбиты на могилах? – спросил Яблочков.

Кешка резко оттолкнул приятеля:

– Так это ты! Ты за нами следил! Это из-за тебя отца убили! Ненавижу!

– Свяжите ему руки, – велел Яблочков.

Обиженный Володя полез в ранец и вытащил листочек, на котором карандашом записал надписи с могил:

– Младенец Сидоров, родился и умер 1813 года января четырнадцатого дня. Младенец Воронин, родился и умер 1828 года мая четвертого дня.

– Гляди теперь сюда. – Яблочков протянул Тарусову медальоны. – Считай листики на березах.

– Один, восемь, один, три, один, один четыре.

– Понял?

– Да. В медальонах зашифрованы могилы.

Володя перевел взгляд на портрет:

– А здесь березок нет. И церкви нет. Зато изображена висящая на стене картина.

Яблочков кинул взгляд на портрет – картину он и не заметил:

– Да, действительно, а на картине Гостиный Двор нарисован.

– Странно, – сказал Володя. – Обычно в кабинетах портреты предков висят. Или пейзажи.

– Ладно, надо ехать на кладбище, – решил Яблочков. – Петров! Отвезите покойника в морг, а задержанного – в съезжий дом Адмиралтейской части.

* * *

В ожидании резерва Крутилин поднялся в квартиру Липовых.

– О, Иван Дмитриевич, такая честь для нас, – засуетилась хозяйка.

– А вы Володю Тарусова, случайно, не видали? – спросил гость.

– Володю? Нет. Чего ему тут делать? Они с Федей на Сергеевской, уроки учат.