Сыскные подвиги Тома Сойера. Том Сойер за границей (сборник)

– Бог сделал тебя богатым, и Он же сделал меня бедным. У него свои доводы, и они мудрые – да будет благословенно Его имя! Но воля Его такова, чтобы Его богатый помогал Его бедному, а ты отвернулся от меня, своего брата, в моей нужде, и Он припомнит тебе это, и ты поплатишься.

Тут погонщик верблюдов испугался, но при всем том он был жаден, как свинья, и дрожал над каждым центом; и вот начал он хныкать и объясняться, и говорить, что времена теперь трудные и хотя он взял подряд на доставку большого груза в Бальсору и получит за это хорошую плату, но назад пришлось идти порожним, так что барыш окажется не бог весть какой. Ну, вот дервиш тронулся в путь и говорит:

– Хорошо, твое дело; но я думаю, что ты дал маху на этот раз и упустил хороший случай.

Разумеется, погонщику верблюдов захотелось узнать, какой такой случай он упустил, не деньгу ли зашибить; и вот он побежал за дервишем, и так настойчиво просил его сжалиться над ним и рассказать ему, в чем дело, что дервиш наконец уступил и говорит:

– Видишь ты вот тот холм? В этом холме есть все сокровища земные, и я сейчас искал человека с добрым сердцем и благородным великодушным характером, потому что, если бы мне удалось найти такого человека, я помазал бы ему глаза особенной мазью и он увидал бы сокровища и мог их взять.

Тут погонщика верблюдов даже в пот бросило, и начал он плакать, и молить, и распинаться, и на колени кинулся, и уверял, что он тот самый человек и есть, и может найти тысячу свидетелей, которые скажут, что это именно самое точное описание его характера.

– Ну хорошо, – говорит дервиш, – если ты нагрузишь сокровищами сто верблюдов, могу я взять половину?

Погонщик от радости себя не помнит.

– Идет! – говорит.

Ударили по рукам, и дервиш достал яшичек и намазал погонщику мазью правый глаз, и холм открылся, и они вошли в него и увидели груды золота и самоцветных камней, сверкавших так, словно все звезды небесные свалились сюда.

Вот они с дервишем забрались внутрь и нагрузили на каждого верблюда столько, сколько он мог снести, а потом распрощались и пошли каждый в свою сторону со своими пятьюдесятью верблюдами. Но вскоре погонщик верблюдов побежал, нагнал дервиша и говорит:

– Ты ведь одинокий человек, на что тебе столько? Тебе это ни к чему, уступи мне десяток твоих верблюдов.

– Хорошо, – говорит дервиш, – пожалуй; то, что ты говоришь, довольно обоснованно.

Отдал он десять верблюдов, и они расстались, и дервиш пошел дальше с сорока верблюдами. Но вскоре погонщик опять догоняет его и начинает хныкать, и канючить, и выпрашивать еще десяток, говоря что верлюдов, нагруженных сокровищами, предовольно для дервиша, потому что живут они, известно, очень скромно и своего хозяйства не ведут, а харчуются где случится, и притом в кредит.

Но этим дело не кончилось. Этот жадный пес возвращался и возвращался, пока не выпросил всех остальных верблюдов, так что вся сотня осталась за ним. Тут только он угомонился, рассыпался в благодарностях и сказал, что не забудет дервиша по гроб жизни и что никто еще никогда не был к нему так милостив и щедр. И вот пожали они друг другу руки на прощанье и опять расстались и пошли каждый своим путем.

Что же вы думаете? Десяти минут не прошло, а погонщика верблюдов опять жадность обуяла. Это была самая подлая гадина во всех семи графствах. Вот он снова пускается в погоню за дервишем. На этот раз он попросил дервиша натереть ему мазью и другой глаз.

– Зачем? – спросил дервиш.

– О, ты сам знаешь, – говорит погонщик.

– Что я знаю? – говорит дервиш.

– Не дурачь меня, – говорит погонщик. – Ты хочешь кое-что утаить от меня и отлично это знаешь. Ты знаешь, я уверен, что если бы ты помазал мне и другой глаз, то я увидал бы гораздо больше сокровищ. Помажь – сделай милость.

А дервиш на это:

– Ничего, – говорит, – я не утаил от тебя. Я тебе скажу, что будет, если я помажу тебе и другой глаз. Ты уже ничего не будешь видеть. Ты останешься слепым до конца дней своих.

Но представьте себе, этот скот не поверил ему. Нет, клянчит себе да клянчит, и хнычет, и скулит, так что, наконец, дервиш открыл свой ящичек и помазал ему глаз, как он хотел. И только он сделал это, тот в ту же минуту стал слеп, как летучая мышь.

Тогда дервиш стал смеяться над ним, и глумиться, и издеваться, и говорит:

– Прощай, слепому нечего делать с сокровищами.

И ушел с сотней верблюдов, и оставил того человека бродить до конца дней его в пустыне нищим и несчастным и всеми покинутым.

Джим сказал, что это было ему уроком.

– Да, – говорит Том, – таким же, как множество других уроков, которые приходится получать людям. Никакого прока от них нет, потому что один и тот же случай не происходит дважды и не может произойти. Когда Бен Сковиль свалился с крыши и сломал себе спину, все говорили, что это ему урок. Какой урок? Как он может им пользоваться? Он больше не может лазить по крышам, и у него нет другой спины, которая бы могла сломаться.

– Все равно, господин Том, опыт всегда поучает. В Святом Писании сказано, что ребенок, который обжигался, боится огня.