Сытый мир

Человек: На женщину. Этим всегда и кончается…

Хаген: Ну, это ты взял с потолка. Что-то я не вижу ни поблизости, ни вдали ни одной женщины.

Человек: Ещё увидишь.

X а г е н: Я разделил галлюцинации на полезные и бесполезные, и считаю это своей реальной заслугой. Я имею в виду, крокодилы никогда не кончают жизнь самоубийством — и они действительно живут долго. Кроме того, есть в чём-то смысл или нет, далеко ещё не определяет, стоит ли это разговора.

Человек: Я не отрекаюсь от моей любви к человеку, но у меня есть ещё одна утопия, которую я протаскиваю, совершенно в традициях обиженных богов, переношу борьбу со сцены в зрительный зал. Это не страшно. Всё хорошо, как оно есть. Мы должны подружиться. Выпить на брудершафт. Я твой убийца.

Хаген: Это подло. В то время как я слепой! Совершенно не могу защищаться. Нет, я не дам себя зашить с тобой в один мешок. Я настаиваю на раздельном погребении!

Человек: Ах, ты всё только притворяешься… Что-то там о себе воображаешь!

Хаген: Да, я вообще много чего о себе воображаю. Пройденный жизненный путь наполняет меня гордостью.

Человек: Всё ерунда. Я это по тебе вижу, на лбу у тебя всё написано. У тебя ветеранское выражение лица. Вьетнамская травма — это не только американская проблема. Вся история — сплошной Вьетнам! Рабочий с бойни после кровавого рабочего дня возвращается в лоно семьи, а там все дети — вегетарианцы. И в нём никто не видит героя. Никто не отдаёт ему почестей. Никем не понятый, он скрывается в глубине своего любимого кресла и отказывается впредь плодиться и размножаться. Tbi позволишь мне такое иносказание?

Хаген: Вначале плести притчи, а потом спрашивать позволения — это мне нравится! В наше время только это и возможно — отказ от размножения! Почему бы вместо этого не сажать деревья? Ну, немного что-то поправить тут или там? Ах, я хотел бы обнять каждую женщину, которая сделала аборт, она героиня. Надо снова вернуться к геоцентрической картине мира, снова поставить Землю в центр творения — и она должна быть превыше человека. Представь себе только — есть ещё люди, которые поздравляют женщин после положительного теста на беременность! Но каждые роды — это скандал! Я не возвожу над эмбрионом никакого ореола. Почему метастазы можно раскромсать, а эмбрион нет? Беременность — та же болезнь.

Человек: Да, именно поэтому необходимо время от времени немножко убивать, я всегда так считал.

Хаген: Глупости. Я убиваю и оплодотворяю только себя самого. Всё прочее было бы грубой мастурбацией. Я рождаюсь заново каждый день, а засыпая убиваю себя.

Человек: Странное поведение. Если моё воздержание ведёт лишь к тому, что не я, а другие рождают в мир на одного оболтуса больше, после чего посреди моего ландшафта построят ещё один детский сад, тогда, можешь мне поверить, тогда я протестую, я не позволю им притеснять меня, тогда я устраиваю им несколько абортов задним числом, огнём и мечом или ещё чем, я им про — вону эти роды с ягодичным предлежанием, и никакой пощады!

Хаген: Да ты всего лишь проповедник-психопат! Шарлатан! Надо, при всей терпимости к галлюцинациям, здраво раскинуть мозгами — не подписать ли с какой-нибудь стороны договор. Со временем будет побеждено всё. Это только в Голливуде победы якобы хороших людей всегда изображаются в виде решающей битвы.

Человек: С этим я согласен. Время то и дело ходит в туалет и опорожняется. Это получает разные названия — в зависимости от того, кто в результате побеждает. Но это никого не интересует, меня по крайней мере. Цивилизация на пороге смены тысячелетий — что она собой представляет? Куча младенческого барахла и крика, перекаканные памперсы в мусорном баке на стоянке у автобана. Взгляни на людей! Они ведут колониальные войны — на спонсорской основе, — проповедуют здоровый образ жизни и называют всё это сознательным. Фанатичные идиоты, они спасают китов и насаждают тропические леса, а в родном доме производят на свет таких милых маленьких деток — единственных природных врагов, каких когда-либо знали киты. И потом строится детский сад, а на пять детских садов — одна школа, а на пять школ — один парк культуры и отдыха и так далее, пока для всех их не потребуется одного просторного кладбища. Мне смертельно стыдно за всю эту банду перед всем внеземным и высшим. Теперь сам видишь, как сильно я их люблю.

Хаген: Это всё развлечения в свободное время. Они преходящи. Я устал. Однако у меня перед глазами светлеет. Контуры постепенно становятся отчётливее.

Человек: Ну, мне пора идти.

Хаген: Почему же?

Человек: Разве тебе не ясно? Трагическая оперная парочка трахается только раз, в этом и заключается три четверти трагедии.

Хаген: Разве мы так трагичны?

Человек: Ну конечно же. В немецком духе до дальше некуда.

Хаген: Эй! Куда же ты пойдёшь? Я в худшем случае южно-немец! А ты кто такой, как тебя вообще зовут?

Человек: Спроси об этом у леса бульварных листков. Они переназвали меня по-своему.