В итоге случилось то, на что он так рассчитывал. Водителем на дальнейшие испытания новой «тридцатьчетверки» стали брать его. Правда, участок поля для производства опытных стрельб всегда выбирался с таким расчетом, чтобы он простреливался зенитными орудиями. О границах зоны, в которой надлежало действовать, Терцева каждый раз строго предупреждали. А позади него в боевом отделении постоянно сидел конвоир с пистолетом в руке. Благо компоновка танка позволяла всем разместиться с относительным комфортом – на Т-34—85 экипаж состоял уже из пяти человек. Обер-лейтенант с немцем-заряжающим вели огонь по целям на полигоне. Стрелял артиллерист действительно отлично. После серии выстрелов, откинув люки на стоянке, смотрел в бинокль и делал какие-то пометки в своей записной книжке. Подъезжали и осматривать пробоины в остовах танков-мишеней. Затем по возвращении на базу Терцев преодолевал указанные ему препятствия. Немец только пинал его сверху в спину и по плечам ногами, задавая темп и указывая направление. Что ж, это было знакомо и привычно. Судя по виду обер-лейтенанта, тот был вполне доволен осуществленной заменой.
8
Перевалил за свою вторую половину июль 1944 года. Терцев продолжал совершать выезды на «тридцатьчетверке». Впрочем, он понимал, что долго они продолжаться не могут. Немцы изучили советский танк вдоль и поперек. Вполне вероятно, что финалом полигонных исследований будет проверка бронирования Т-34—85. Никому не надо было объяснять, каким способом составляется представление о бронепробиваемости техники. Даже если их не посадят внутрь в качестве смертников, машина для побега будет потеряна. Нужно было действовать.
Развитие событий на полигоне ускорил ряд внешних обстоятельств. В один из дней через шлагбаум на огороженную территорию втянулась колонна грузовиков. Привезли артиллерийские боеприпасы. Автомобили остановились между ангарами. К выгрузке снарядов привлекли всех: и польский рабочий персонал, и пленных. Пока таскали под присмотром охраны деревянные ящики, Терцев успел разглядеть, что водитель на грузовике, который они разгружали, тоже из пленных красноармейцев. Мужик лет пятидесяти, в гимнастерке еще старого образца, с отложным воротником, заправленной в хлопчатобумажные бриджи, подпоясанные бечевкой, курил в кулак у кабины.
– Оставь, – негромко окликнул его Терцев.
Кем бы ни был водитель, стоило попытаться завязать с ним разговор.
Тот быстро огляделся и сунул танкисту в руку пригоршню сигарет. Убрав их за пазуху, капитан взвалил на плечи очередной ящик. Когда вернулся из ангара, водитель сам негромко сообщил:
– Наши немцев в Белоруссии раскатали.
Терцев чуть замедлился. Водитель, помогая, взялся за следующий ящик с другой стороны. Шепнул на ухо:
– К Висле уже подходят!
– Да ну?! – непроизвольно вырвалось у Терцева.
Закинув ящик танкисту на спину, водитель легонько подтолкнул его вслед.
Послышался громкий окрик – охранник глядел в их сторону и делал предостерегающие жесты рукой. Водитель ободряюще чуть кивнул капитану и, не спеша забравшись в кабину, захлопнул за собой дверцу.
Терцев потащил к ангару очередную ношу на плечах. Внутри все радостно забилось.
«Действовать, действовать!» – пульсировала при каждом шаге в мозгу одна-единственная мысль.
Ночью Ветлугин тихонько сообщил:
– Я три ящика в ангаре с восемьдесят пятыми спрятал. В углу, за ветошью.
Терцев бросил на него быстрый взгляд.
– Три бронебойных, шесть осколочно-фугасных. Перетащили под шумок, – пояснил сержант.
Немцы при каждом выезде утром загружали в танк строго определенное количество снарядов всех разновидностей. Они до единого отстреливались на полигоне. В ангаре машина стояла без боеприпасов – это было правило. За его соблюдением неустанно следил помощник обер-лейтенанта – немец, выполнявший обязанности заряжающего. Вынимали даже давшие осечку боеприпасы. Все уносилось обратно на склад. А при выезде на полигон оттуда приносился новый комплект в зависимости от заявленной потребности. Если с горючим вопрос давно был решен – они спрятали среди пустых бочек несколько заполненных на треть, – то как раздобыть снаряды, Терцев ломал голову. И тут такая удача!
– Долго не пролежат. День-два, и Гец найдет со своими приборками, – проговорил Ветлугин. – Тогда нам крышка.
Сам того не осознавая, он обозначил сроки, не позднее которых должен был состояться побег. Если по излишкам топлива еще можно было бы как-то отвертеться, если его найдут, то за снаряды однозначно поставят к стенке. Без разговоров. Плюс на складе их могли хватиться.
Терцев поделился с сержантом фронтовыми новостями.
– Значит, вставили им п…! Рассчитались за сорок первый год, – довольно проговорил Ветлугин.
Следующий день был странным. Никаких стрельб на полигоне не производилось. В мастерских едва теплились какие-то вялые ремонтные работы. Охрана и весь немецкий персонал ходили с тревожными и какими-то потерянными лицами. Все начальство куда-то разъехалось. Да и вообще германских военных на полигоне заметно поубавилось.