– Да, но этот не только для меня. Решение о съёмках картины было принято в начале 70-х годов. Надо понимать: тогда была очень трудная политическая ситуация. Всем было ясно, что после недолгой оттепели снова наступает зима, и мир, в том числе и Япония, уже был охвачен антисоветской волной. И вот тогда появилась новая идея, суть которой сводилась к следующему: «Не надо углубляться в политические дискуссии, надо заняться налаживанием общественных и культурных связей, простого человеческого общения». Мы – те, кто эту точку зрения поддерживал, – исходили из простой и ясной логики: все люди на Земле одинаковы. Небо для всех едино, солнце светит всем, и нет никаких изначально неразрешимых и страшных противоречий между нами. Нет, и не может быть. Сейчас это звучит довольно наивно, но тогда это было живым и полезным делом, давшим начало многим мощным инициативам.
Естественно, всё это приобретало порой карикатурные, смешные по сегодняшним понятиям формы, ибо в те времена каждая благая идея была замешана на очень заметном участии государственных структур, и в первую очередь идеологического отдела ЦК КПСС. Элементарные вопросы, такие как: «В каком костюме должен быть герой? Носить ему галстук или нет?», решались порой на уровне министров иностранных дел. Присутствовало и очень мощное участие КГБ, ожидавшего, что «сильная японская разведка» воспользуется съёмками фильма, чтобы устроить провокации или что-то такое ужасное в наш адрес. Вся эта махина, сооружённая бюрократическим аппаратом, была громоздка, выглядела часто смешно и нелепо и нормальному делу сильно мешала. Благое начинание было изуродовано идеологической надстройкой.
Между прочим, с японской стороны ситуация была очень похожая. Они подключили к съёмкам одну из лучших своих компаний – «Тохо», и со мной работал великий японский продюсер Фудзимото, делавший ещё «Расёмон» и «7 самураев». Это был добрейший и милейший человек, жуткий пьяница, именем которого даже был назван популярный в те годы коктейль из водки с лимонным соком. Больше всего меня поражало то, как легко он решал серьёзные вопросы. Часто, например, требовал изменить сценарий. Я, ещё молодой тогда человек, наотрез отказывался, а Фудзимото-сан говорил: «Японский народ этого не поймёт». Как потом выяснялось, он оказывался прав, и, если бы не он, мне пришлось бы столкнуться ещё и с японской бюрократической машиной. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось снять эту картину, оказавшись между двумя такими мощными государственными прессами. Но я должен сказать, что никогда в жизни я не стыдился этой картины.
– Расскажите, пожалуйста, как и где проходили съёмки.
– Это долгая и удивительная история, которой можно посвятить целую книгу. Скажу лишь, что, прежде чем написать сценарий, я поехал в Японию и объездил её почти всю, выбирая красивое место для съёмок сюжета, которого ещё не существовало в природе. Только после этого я приступил к сценарию, написанному под конкретные города – Киото и Ленинград – и под конкретных артистов – Комаки Курихара, Сергея Шакурова и Георгия Буркова. Да, да, да! Список выглядел поначалу именно так. Но, если с Комаки всё было ясно, то от участия Шакурова и Буркова японцы отказались наотрез. Не потому что актёры плохие, нет. Они, японцы, их просто не знали, и как я ни старался, ничего сделать не смог. В конце концов мне пришлось уступить и согласиться. Тем более, что я давно уже симпатизировал Юрию Соломину. Он действительно очаровательный артист и прекрасный человек. Ну а место Буркова занял Александр Збруев, который японцам приглянулся больше. Потом новое осложнение: японцам не понравилось название фильма, которое я придумал: «Уроки музыки». Ничего другого я выдумать так и не смог, и один из японцев предложил вариант, который стал конечным: «Мелодии белой ночи».