– Сергей Александрович, все люди, с которыми я беседовал, говорили, что, один раз оказавшись в Японии и поработав с японцами, потом очень трудно это забыть. Всё время хочется снова попасть туда. Вы разделяете это мнение, это ощущение?
– Да, я с тех пор ещё не раз был в Японии. У меня вообще с японцами до сих пор очень тёплые отношения, и я очень надеюсь, что не в последний раз с ними работал в кино. Может быть, и с Комаки мы работали не в последний раз. У меня даже есть роль для неё. Знаете историю Ёсико Окада? [8] Так вот, я надеюсь, что когда-нибудь сниму Комаки в роли Окады. Две японки, две звезды, две судьбы.Юрий Соломин, режиссёр (интервью 1998 года)
В главном кабинете Малого театра антикварная мебель, огромной высоты потолки, столетние портреты на стенах: Островский, великие артисты, игравшие на великой сцене Малого, и, неожиданно – большая фотография Куросавы. На столе Соломина – табличка с его именем на японском языке. Начинается разговор. Говорит Соломин медленно, с чётко оформленными паузами, по-актёрски акцентируя голосом и иногда повторяя особенно важные, по его мнению, моменты.
– Юрий Мефодьевич, когда вы выступали на открытии Фестиваля японского кино, то сказали, что Акира Куросава был вашим крёстным отцом в кино…
– Да, это, безусловно, так. Но Куросава не только для меня фигура необычная. Если взять мировой кинематограф, тот кинематограф, который мы любим, то это три фигуры: Феллини, Бергман и Куросава. В этом вся Европа и вся Азия.– То есть, именно работа с Куросавой стала для вас выходом в мировое кино?
– Так и есть, и, насколько я помню, «Дерсу Узала» был в 1975 году продан в 94 или 96 стран. Продан – это важно! Я даже сам тогда участвовал в продаже этого фильма, будучи в Швеции на Неделе советского кино. Для меня лично это тоже был выход на мировое кинематографическое пространство. Хотя к тому времени многие мои фильмы шли за рубежом, если учесть такое постсоветское пространство, как Чехословакия, Польша, Венгрия, ГДР, весь соцлагерь. Там меня знали так же хорошо, как и здесь.