Т@йва: Диалоги о Японии

– Он ставил какие-то сложные эксперименты? – Нет, что вы. Программа у него была целевая: несколько несложных медицинских замеров, запись различных контрольных показателей. В основном он должен был снимать Землю – он ведь журналист, и он отснял десятки кассет с видами планеты. Надо отметить, что перед его прибытием мы транспортным кораблём получили новую японскую аппаратуру, протестировали её совместно с Манаковым. Великолепная чёткость, разрешающая способность – японская техника оказалась во всех смыслах на высоте.

– Чем-то особенным Акияма отличался от других иностранных космонавтов? – Нет, ничего необычного. Нормальный парень, как все. Да и не было у нас времени на пуд соли, чтобы его узнать. Ведь мы даже не готовились вместе. Когда он приехал в Звёздный городок, мы уже работали на орбите. Но впечатления после полёта с ним остались неплохие. Акияма работал очень добросовестно и, честно говоря, пытался временами сделать даже больше, чем нужно. Мы его чуть-чуть сдерживали, поскольку по опыту знали, что на первой фазе полёта надо очень тщательно следить за здоровьем, тем более новичкам. Кое в чём мы ему даже помогали по-дружески. Одним словом, хороший парень, ничем от других не отличался, разве что среди его продуктов были национальные блюда. Конечно, тоже в сублимированном виде.

Космический экипаж (с Геннадием Манаковым и Тоихиро Акиямой)

– Геннадий Михайлович, а что было после полёта? Ваше общение с японцами на этом закончилось?

– Общение на этом не закончилось, хотя было после полёта всякое – и хорошее, и плохое. С самим Акиямой мы встречались ещё не раз и, наверное, будем встречаться. Он и в Москву приезжал в качестве корреспондента – журналистика осталась основной его профессией, и на различных международных конгрессах участников космических полётов мы видимся постоянно. Его популярность в Японии необыкновенно высока. Ну, представьте: «Японский Гагарин!» Естественно, и нас с Манаковым японцы тоже хорошо знали и неоднократно приглашали к себе. Но вот тут без неприятностей и обид не обошлось. Осенью 1991 года мы согласились принять участие в выставке в Осаке, посвящённой этому полёту. В Японию отправили спускаемый аппарат, некоторые приборы и полётные костюмы – мой и Геннадия Манакова, не считая мелочи: перчаток, шлемофонов и так далее. Выставка прошла блестяще – японцы в очереди выстраивались, чтобы на неё попасть. Приём был тёплый и даже восторженный, много прессы, мы тогда почувствовали себя настоящими звёздами. А после выставки на родину вернулись только мы. Всё наше обмундирование бесследно пропало. И сколько потом мы ни пытались найти следы устроителей выставки, всё безуспешно. Обидно, для нас эти вещи – реликвии, память. Я-то знаю, кто всё это устроил, но только где его, подлеца, в Японии найдёшь!

Кстати, если говорить о популярности Акиямы у себя дома, то после его возвращения очень многие японцы устремились в космос. Многие даже летали, но уже не на наших, а на американских кораблях.

– Почему не на наших? – Я думаю, что с политической точки зрения это было уже не актуально. Есть, видимо, у японской стороны какие-то свои соображения. Мне трудно об этом судить, хотя меня этот вопрос тоже очень интересует. Дело в том, что коммерческий полёт повторять было бессмысленно, а на серьёзные исследования они с нами не пошли.