Та, далекая весна

— Имущество церкви принадлежит богу.

— Бог не рассердится, если умирающие с голоду получат кусок хлеба.

Нектария бросила негодующий взгляд на Колокольцева и на всех, кто его окружал.

— Мать Агафадора, не противься произволу и насилию.

Не теряя достоинства, шурша шелковой рясой, игуменья двинулась дальше. За ней из церковных дверей потянулись парами сначала «матери» в черных высоких клобуках, за ними — «сестры» в скуфейках, а позади — послушницы, повязанные черными платочками. Послушницы — молодые девчата — шли, опустив очи долу, но не имели сил сдержаться и нет-нет да бросали любопытные взгляды на пришедших. Замыкали шествие два священника и дьякон.

— Ну, матушка, давайте ближе к делу, — обратился Колокольцев к казначее. — Есть у вас опись ценностей, принадлежащих монастырю?

— Какие же описи? У нас все налицо.

— Не юлите, матушка, — прервал ее Колокольцев. — Давайте-ка ваши книги.

— В келейке они у меня.

— Саня, начинайте с Сергеем Савельевичем работу здесь. Организуй охрану, чтобы ничего не утекло. А мы с Иваном сходим с матушкой в ее келейку.

«Келейка» оказалась просторной комнатой с высокими окнами. Обстановка ее совсем не говорила о скудости: мягкая мебель, бархатные портьеры, письменный стол мореного дуба, у стены — громоздкий сейф, в углу — иконостас со множеством икон.

— Богато живете, старицы честные, — усмехнулся Колокольцев.

— Все суета сует, — горестно вздохнула монашка. — Для приемов благодетелей наших предназначена была келья, а мне этого не нужно. Без жалоб несу крест свой.

Агафадора вынула из стола несколько толстых конторских книг.

— Вот, батюшка, все описи.

Колокольцев перебрал их и взял самую тонкую.

— «Опись особо ценного имущества Серафимо-Знаменской обители». Вот это нам и нужно. Где хранятся ценности?

— В храме, в алтаре, в ризнице..

— А здесь что? — указал Колокольцев на сейф.

— Тут… — Матушка Агафадора растерянно заморгала глазками. — Тут ничего…

— Как — ничего? А зачем же тогда сейф?

— Казну обительскую раньше хранили, а теперь какая уж казна…

— Откройте!

— Нет уж, батюшка. У вас мандат на изъятие церковных ценностей — вот вам опись, а казна вас не касается, — с неожиданной решительностью заявила казначея.

— Откройте сейф! — еще более решительно потребовал Колокольцев. — Что не положено, не заберем, а посмотреть, что там, надо.

— Сами открывайте! — крикнула казначея, теряя всю свою благость, и бросила на стол связку ключей.

Колокольцев не спеша выбрал нужный ключ и распахнул дверцу сейфа.

— Ого! Накопили богатства, — со смехом сказал он, выкидывая на стол одну за другой толстые пачки денег. Тут были «катеринки», «петры», «александры», «красненькие» — десятки, «синенькие» — пятерки, «зелененькие» — трешки; наверное, немало тысяч рублей царских денег, давно потерявших цену.

— Это что, матушка, стенки собрались оклеивать? Или, может быть, надеетесь, что царь вернется?

Казначея только горестно вздохнула:

— Казна обительская…

— Не надейтесь, царь не вернется. Можете спокойно выкинуть это барахло. А здесь что? — указал Колокольцев на небольшое отделение сейфа. — Посмотрим.

Он отыскал в связке маленький ключик и открыл дверцу. Все отделение заполняли свертки в белой бумаге.

— Что-то тяжелое. — Колокольцев вынул один сверток и бросил его на стол; бумага лопнула, и по зеленому сукну рассыпались сверкающие золотые монеты.

Иван никогда не видал золотых денег, а тут целая груда их рассыпалась по столу. Потом пошли свертки побольше. Колокольцев разорвал один, из него высыпались серебряные рубли с профилем царя Николая II.

— Да тут целый клад! — усмехнулся Колокольцев.

— Казна обительская… — совсем убитым голосом повторила казначея.

— Вы разве не знаете, что вся золотая и серебряная монета царской чеканки подлежит сдаче Государственному банку?

— Мы мирских законов не знаем, — с напускным смирением вымолвила монашка, опустив позеленевшие от злости глаза.

— Сколько здесь всего?

— Восемь тысяч восемьсот рублей золотом и тысяча двести рублей серебром.

— Все здесь или еще где запрятано?

— Все, все здесь. Больше нигде нет, — заторопилась матушка Агафадора.

— Не предусмотрели, не запрятали. Люди мрут с голоду, а вы, святоши, на золоте сидите. Эх!..

Иван ожидал, что ляпнет сейчас Колокольцев от души словцо далеко не божественное, но он только рукой махнул и сказал Ивану:

— Давай пересчитывать.

Посчитали все монеты и вернулись в церковь. Там тоже шла работа. Старичок ювелир расположился со своими инструментами и флакончиками на клиросе. Он рассматривал каждую вещь через лупу, мазал кислотой.

— Золото, — говорил он коротко.

Или:

— Медяшка позолоченная.

Когда подошли Колокольцев и Иван, ювелир вертел в руках небольшой ажурный ларец.

— До чего же тонкая ювелирная работа! Червонное золото, — говорил он. — Ай-ай, до чего же изумительная работа!

В дверях церкви появились Колька и Федя — они были поставлены на охрану дверей бокового придела, — между ними семенила старая монашка, сверх меры расстроенная, беспрерывно охающая и вздыхающая. В руках Колька держал чашу для причастия, а Федя — массивный золотой крест.