Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

…Такова правда, господин прокурор. Вам придется обыскать секретер моей жены: отчеты агентства Брюлара о финансовом положении Бернара Прадалье спрятаны за одним из ящиков в глубине стола вместе с фотографией, переданной Аньес своей сестре. Кроме того, Вам нужно только приказать произвести вскрытие моего трупа, чтобы получить доказательство моей правдивости. И последнее: я хотел бы, чтобы правосудие было снисходительно по отношению к Элен. На этот путь ее толкнул страх перед бедностью. При других обстоятельствах она бы не рискнула поступить подобным образом. Но что значит сейчас одна человеческая жизнь? И в особенности моя, господин прокурор. Я не считаю, что Элен вправе убивать меня. Но она и не совсем не права. Так пусть знает, что я не был слеп. Это все, чего я желаю.

Примите, господин прокурор, уверения в моем самом глубоком почтении.

Жерве Ларош

«Каштаны»

Сент-Фуа (Рона)

Смелости вновь зайти в ее кабинет, открыть секретер, найти конверт у меня не хватает. Адрес напишу завтра. До завтра-то я дотяну! Письмо кладу на то же место. Взбираюсь по головокружительному склону лестницы. Когда Элен открывает дверь в спальню, я делаю вид, что просыпаюсь. Зеваю.

— Хорошо спалось? — спрашивает она.

— Право, неплохо… Где ты была?

— Внизу.

Бедняжка, не так-то уж она сильна. Я улыбаюсь первым. Похлопываю ее по руке. В этот момент страх отпустил меня. Он вернется позднее, за завтраком.

— Хочешь есть? — спрашивает она.

— Нет.

— Я приготовила пюре.

Кажется, это ее излюбленное блюдо. Неужели пюре?..

— Ну, будешь?

— Попробую.

Я делаю попытку проглотить ложку пюре, на висках у меня выступает испарина, и я тут же отказываюсь.

— Ты не прав, пюре замечательное, — говорит она и на моих глазах съедает его.

Значит, не пюре. Тогда что?.. Вода?.. Компот?.. Настойка? Она смотрит на меня своими серыми, слегка затуманенными глазами, в которых как будто мелькает какой-то неуловимый отблеск сострадания. Вскоре мы обсуждаем меню ужина.

— На твое усмотрение, — говорю я, не в состоянии сопротивляться.

Наступает мучительная ночь. Желудочные колики раздирают меня. Рот наполняется слюной более горькой, Чем желчь. Приходит утро хмурое, угрюмое, едва различимое. Лежа в постели, я похож на изломанный побег виноградной лозы, что вьется по каменной стене.

— Немедленно иду за доктором, — решает Элен.

Я киваю. Говорить больше не хочется. Но воля моя остается непоколебимой, яд над ней не властен. Когда боль слегка унимается, я поворачиваюсь на бок, чтобы взглянуть на стенные часы. Проклинаю их. Элен ненадолго исчезает. В сарае начинает визжать пила. Старик, который пилит нам дрова, уже там. Элен возвращается.

— Можешь четверть часа побыть один?

— Да.

— Тогда схожу за доктором.

Я выжидаю. И наконец предпринимаю последнюю вылазку. Ох уж эта лестница! До чего длинная, до чего крутая! Нужно добраться до секретера. Стены плывут перед глазами. Легкие производят шум, который заполняет всю комнату. Я у цели. Пишу.

Господину прокурору

Дворец правосудия, Лион

Во рту пересохло, нечем послюнить конверт. Обмакиваю палец в вазу с тремя хризантемами. С письмом в руке добираюсь до кухни. В окно виден старик с пилой. Он не слышит меня. По обе стороны бревна от пилы насыпаются две маленькие кучки древесной пыли, и этот образ вдруг до глубины души потрясает меня. Я смотрю на пилу, на замшелое бревно с блестящим срезом. Значит, я так любил жизнь! Старик умело управляется с пилой. Она ходит взад-вперед. Вжик-вжик. Я прислоняюсь лбом к стеклу. Не струшу же я сейчас, в самом деле… Бревно разламывается на два одинаковых полена, еще серебристых от слизняков. Старик выпрямляется, утирает пот со лба. Я приоткрываю окно.

— Можно вас попросить? — Он подходит. Я протягиваю ему письмо. — Забросьте его на почту по дороге домой. Только обязательно, хорошо?

— Но мадам…

— Пусть это вас не беспокоит. Вам незачем даже ставить ее в известность.

— Конверт без марки.

— Ничего страшного.

— Хорошо, — неуверенно произносит он.

— Спрячьте его под куртку… Побыстрей.

— Хорошо.

Я закрываю окно. Больше ни о чем не думаю. Мгновение спустя входит Элен.

— Доктора нет дома, Бернар. Я так расстроена… Но завтра…