Спустя минуту пять или шесть ребят стояли вокруг Дутра в уголке двора.
— Покажи-ка нам свою открытку.
Дутр, худой, низкорослый, — ему и десяти не было, — покорно протянул открытку, и они молча рассматривали ее. На открытке с видом победителя улыбался господин во фраке, держа в левой руке цилиндр, а в правой — колоду карт. Снизу — надпись белыми буквами: «Профессор Альберто».
— Твой отец? — спросил самый старший.
— Да.
— Чудной у тебя отец!
Большой перевернул открытку и, не спрашивая разрешения, громко прочел вслух:
«Копенгаген
Милый мой Пьер!
Турне продолжается с необыкновенным успехом. Завтра мы уезжаем в Берлин, оттуда — в Вену, где, наверно, пробудем месяц. Мне не удалось навестить тебя на Пасху, как мы договаривались. Но ты знаешь сам, с нашей работой трудно что-то загадывать. Полагаюсь на твое благоразумие. Мама чувствует себя хорошо. Мы с ней нежно тебя целуем.
— А мама у тебя, — спросил другой, — на трапеции качается?
Ребята захохотали, а он изо всех сил старался не разреветься.
— Они в цирке живут с обезьянами и верблюдами!
Все опять покатились со смеху.
— Я видал на ярмарке одного фокусника, — сказал большой. — Его связали здоровущими цепями, надели на него наручники, а ему хоть бы что — взял и освободился. А как — никто из нас не понял. Твой отец тоже так умеет?
Перемена кончилась. Малютка Дутр заболел и три дня пролежал в постели. Когда он вернулся в класс, никто больше не заговаривал с ним о профессоре Альберто. Подобные разговоры, очевидно, строго-настрого запретили. Но куда сбежишь от подмигиваний? А когда Дутру приходило письмо или открытка, то у всех отчаянно першило в горле и со всех сторон он слышал многозначительное покашливание. В один прекрасный день с чьей-то легкой руки его окрестили Фантомасом. Теперь стоило пропасть тетрадке, как все хором твердили: «Ну ясное дело — Фантомас!»
Он смеялся вместе со всеми, но целые полгода рвал не читая письма и открытки, которые приходили ему из самых загадочных и экзотических городов: Норкепинга, Лугано, Альбасета… По утрам во время мессы и вечером во время молитвы он думал о своих таких же загадочных и таких же экзотических родителях, для которых работой были чудеса, возникающие из шелкового цилиндра и вызывающие у публики смех… Дутр помнил все, даже свои детские мысли… Тогда же он разыскал в словаре слово «фокусник»:
Черт побери! Неужели все дело в ловкости рук и приспособлениях? Пьер не совсем этому верил. Взять хотя бы шарики, которые меняли цвет в руках у фокусника. Сам фокусник удивлялся тому, что творилось у него под руками, и недоверчиво покачивал головой. А монета? Фокусник показал ее, позвенел о краешек блюдца. Конечно, она была настоящая. И вдруг сбежала, прячась то в одном кармане, то в другом. Стоило старику поймать ее, как она мгновенно исчезала, а бедный старик искал ее и казался несчастным. Вдруг фокусник заметил свою монетку где-то вдалеке, в зале: она запуталась в волосах одного из старших учеников. Старик щелкнул пальцами и поймал ее, словно бабочку. Дутр смотрел на чудеса с замиранием сердца. Зрелище завораживало его и пугало. Пустая шляпа наполнилась вдруг цветами. Кольца, которые ты только что потрогал, сцепились между собой и превратились в цепочку. Взмах руки — хоп! — и они разъединились; хоп! — и опять соединились… Живые частички металлической змеи, они мгновенно прилипали друг к другу, свисая с ладони клацающей гадюкой. Все хлопали, кроме Дутра: он застыл, боязливо прижав к груди руки. Фокусник пригласил на сцену желающего.
— Фантомас! — закричали все, — Фан-то-мас! Фан-то-мас!