Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

Дутр поднял воротник плаща. Он продвигался вместе с толпой, приподнимался на цыпочки, старался что-то увидеть. Внизу у лестницы собрались встречающие, их запрокинутые лица белели в потемках, словно медузы. Вдруг все заполнило мощное гуденье. Дутр даже обернулся. Звучно и как-то очень по-родственному настойчиво звал неизвестно куда пароход. Дутр спустился вниз, держась за перила. Каждый пассажир уже сделался центром маленькой шумной группки. На долю Дутра никого не осталось, и он застыл возле лестницы, не в силах сделать больше ни шагу. Кто-то тронул его за плечо.

— Пьер Дутр?

Дутр отшатнулся и увидел перед собой мужчину меньше себя ростом, в бриджах, в кожаной куртке, совершенного лысого и настолько худого, что шея у него казалась сплетенной из одних сухожилий.

— Пьер Дутр?

— Да.

— Пойдемте.

И человек торопливо и озабоченно зашагал вперед. Дутр поспешил за ним.

— Вы от моей матери?

Молчание.

— А мой отец…

Похоже, настаивать на ответе не стоило. Перед аэродромом среди длинных сверкающих машин стоял старенький грузовичок, груженный соломой. На левом боку у него были нарисованы львы, сидящие вокруг атлета в леопардовой шкуре, на правом смеялся рыжий клоун с вытаращенными глазами. Мужчина открыл дверцу кабины и пригласил Дутра.

— В курзал, — произнес он с таким усилием, словно ворочал камни.

Дребезжащий грузовичок вскоре уже катил по ярко освещенному городу. Дутр предполагал, что они поедут куда-то на окраину, в трущобы, — но нет, они ехали к центру по улицам с новыми домами, сиявшими неоновыми вывесками. Праздная толпа не спеша прогуливалась по тротуарам. Дутру хотелось как можно скорее приехать и забраться в постель, позабыв свое нелепое путешествие. Грузовичок миновал что-то вроде озера и углубился в узкую улочку с множеством пивных. На углу площади он остановился.

— Курзал, — сообщил мужчина. — Мюзик-холл.

Он показал на фасад, который мигал сотнями лампочек, оставляя в глазах огненную надпись. Дутр не шелохнулся.

— Выходите.

Дутр слишком устал, чтобы возражать. Он вылез и двинулся за своим провожатым. Теперь ему стали видны афиши. Они выстроились одна за другой — огромные, метра в три высотой. Афиши занимали целую стену. «Профессор Альберто… Профессор Альберто… Профессор Альберто…» Профессор во фраке с бутоньеркой рассматривал хрустальный шар. Каждую афишу перечеркивала приклеенная наискось полоска белой бумаги. Профессора больше не было. Его вычеркнули из программы, а между тем он был еще жив и улыбался сыну бумажными губами, протягивая ему волшебный шар, который то загорался, то гас в лихорадочном мигании лампочек. Человечек подтолкнул Дутра вперед, к узкому переулку.

— Идите же!

В переулке было темно. Из ворот пахло конюшней, слышались звуки оркестра, звон ударных и мерная дробь барабана. Вдоль узкого тротуара стояло два фургона величиной с вагон. Дутр обогнул один, и тут мужчина удержал его за рукав.

— Сюда, — шепнул он.

Дутр ощупью поднялся по ступенькам и толкнул дверь. В глубине темного туннеля мигал ночник. Вытянув вперед руки, Дутр двинулся на тусклый огонек и заметил что-то вроде кровати. Еще три шага, и кровать прямо перед ним. На кровати лежал профессор Альберто с закрытыми глазами, заострившимся носом и увядшей орхидеей в петлице. Руки его были сложены крестом на груди. На манишке не хватало пуговицы. Дутр обернулся, ища своего спутника, но тот исчез. Глаза Дутра мало-помалу свыкались с темнотой. Он заметил стул и тихонько присел на него. Он не знал даже, чувствует ли он горе. Скорее всего внутри у него было пусто. Сумрак понемногу словно бы рассеивался, и фургон наполнялся самыми неожиданными вещами, наверное, реквизитом: в углу битком набитый чемодан, несколько столиков на одной ножке, пирамида стульев, мотки проволоки, кофейный сервиз на подносе, две шпаги на складном столике, арбалет… Лучше бы ему смотреть на покойника, почувствовать на глазах слезы… Но Дутр невольно смотрел в другую сторону, вглядываясь в глубь фургона. Что-то там шевельнулось… легко зашуршало, скрипнуло. Дыхание у Дутра перехватило, он поднялся со стула. Хлопанье крыльев, и что-то белое словно упало с потолка на ларец, инкрустированный перламутром. Белым предметом оказалась голубка: наклонив голову, она разглядывала пришельца, и в ее круглом глазке отражался ночник. Прилетела вторая и уселась на этажерку в изголовье покойника. Дутр с недоумением глядел на птиц. Они важно расхаживали, медленно переступая звездчатыми красными лапками, разглаживали клювом перышки на груди, прятали под крыло голову. Вторая подлетела к первой, они торопливо обошли ларец, и одна голубка что-то проворковала. Ее нежный вздох, горестный стон влюбленной, будто освободил Дутра. Он упал перед постелью на колени.

— Папа!

Слезы хлынули и потекли по прижатым к лицу ладоням. Все, что он не решался высказать, спросить, все его подозрения, упреки, нежность… все теперь ни к чему — он опоздал. Ему осталось только плакать и просить прощенья.

Под грузными шагами заскрипела лестница. Кто-то вошел в фургон. Дутр поднялся.