Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

— Конечно, не понимаешь, ты же не актер. У твоего отца были потрясающие руки. Таких гибких и ловких пальцев я в жизни больше не видела. Но ему не хватало выдумки. Номера его устарели, выглядели старомодными. Люди привыкли смотреть кино. Им подавай игру, разное освещение, эмоции. Сами по себе карты, шарики, ловкость рук никому уже не интересны. А твой отец принадлежал к старой школе, и заставить его взглянуть на наше дело по-новому было не так-то легко. Особенно мне…

— Послушай, мама…

Одетта изумленно уставилась на Дутра.

— Мама? — переспросила она, — мама?.. Право, ты очень любезен, но мне к этому не привыкнуть… Зови меня лучше Одетта, как все зовут.

Она открыла буфет, вынула отбивные и засунула их в гриль.

— Ты уже понял, где мы выступаем — в третьеразрядном мюзик-холле. А потом придется ездить по ярмаркам.

Дутру вспомнился старый фокусник с красными глазами пьяницы, и он поднялся, сжав кулаки.

— Нет, — сказал он, — это невозможно. Нужно что-то придумать.

— Что? Я думаю уже не одну неделю.

— Я буду тебе в помощь.

— Ты?

Одетта уменьшила огонь в гриле и оглядела Дутра холодным долгим взглядом.

— Повернись… Теперь в профиль… Пройдись до двери… Недурно! Теперь обратно. Уверена, танцевать ты не умеешь, ноги у тебя как деревянные…

Мясо зашкворчало, и Одетта принялась искать вилку.

— Пока ты научишься, пройдет немало времени. Нужно уметь держаться на сцене, говорить… Ты чересчур застенчив.

Она переложила отбивные на блюдо.

— Та-ак! Раз ты хочешь быть в помощь, возьми нож и порежь картошку помельче.

Раздался громкий стук в дверь, и вошел Людвиг. Снял кожаную куртку, повесил на вешалку, вытащил из кармана трубку.

— Сейчас будем обедать, — крикнула ему Одетта.

Людвиг уселся на незастеленную постель, поднял с пола юбку и повесил ее на стул.

— Ну что, малыш? — спросил он скрипучим голосом, от которого сводило скулы. — Осваиваешься помаленьку?

— Он хочет быть мне в помощь, — ответила за Дутра Одетта.

— Не вредное желание!

Людвиг с Одеттой заговорили между собой по-немецки. Дутр не отрываясь смотрел на неприятного чужака, который без малейшего смущения расположился у них, как у себя дома. А ведь они только-только похоронили отца… Нет, все вокруг было странным и чуждым Дутру, словно самолет вчера приземлился на неведомой планете. Дутр вспомнил золотоволосую девушку, которая пожала ему руку на кладбище, вспомнил голубок, которые порхали на шпагах…

— За стол! — пригласила Одетта.

— Тарелки могла бы и помыть, — проскрипел Людвиг и подошел к Дутру.

— Покажи-ка руки.

Он щупал их, гнул пальцы, проверяя на гибкость.

— Не из ряда вон, — заключил он. И опять заговорил по-немецки.

Время от времени они с Одеттой окидывали Дутра изучающим взглядом. Забытая на плите картошка исходила синим дымком. Людвиг предлагал что-то, Одетта не соглашалась. Кончив говорить, она взяла в руку отбивную и откусила от нее порядочный кусок.

— Пока не попробуем, все равно знать не будем, — подвел итог Людвиг.

— Ладно, попробуем, — согласилась Одетта.

Она вытерла руки тряпкой у раковины, открыла гардероб и достала костюм на плечиках.

— Надевай! — бросила она Дутру.

— Сейчас? — изумился Дутр.

— Сейчас же! Людвиг есть Людвиг. Если что-то надумал, ждать не будет.

Дутр разложил костюм на диване.

— Но это же фрак! — вырвалось у него.

— Да, конечно! Парадный фрак твоего отца.

Дутр разделся и натянул брюки, завороженный блестящими шелковыми лампасами.

— Что я говорил! — проскрипел Людвиг. — Как влитые.

Дутр надел фрак, и Людвиг не поленился встать, чтобы проверить, как он сидит в плечах и не коротки ли рукава.

— Ну?

Одетта колебалась.

— Ладно, — наконец согласилась она. — Попробуем рискнуть.

Дутр по привычке сунул руки в карманы брюк. В кармане он нащупал какой-то кружок и вытащил его.

— Монета?

— Да! — живо отозвалась Одетта. — Доллар, с которым работал твой отец.

— А из чего он? — спросил Дутр.

Людвиг взглянул на Одетту, которая пришла в легкое замешательство.

— Из серебра, разумеется, — сказала она наконец. — Возьми его. Он твой и рано или поздно тебе пригодится.

Людвиг уже снова сидел и, полуприкрыв глаза, рассматривал юношу.

— Выпрямись, — приказал он. — И скажи: «Дамы и господа!» Давай-давай! Язык не отвалится! Ну-ка! «Дамы и господа!» Будто окликаешь людей в глубине фургона.

У Дутра перехватило горло, словно его душили. Он взглянул на мать: она нетерпеливо ждала, чуть приоткрыв рот и ободряюще подняв руку.

— Нет… не могу, — промямлил Дутр.

— Можешь, — досадливо поморщился Людвиг. — Левую руку — в карман, тело расслабь… Ну, давай… «Дамы». Повторяй: «Дамы!»

— Дамы и господа! — выкрикнул Дутр, словно звал на помощь.

— Ну что ж, неплохо, — одобрил Людвиг, обернувшись к Одетте. — Голос глуховат. Но со временем разработается.

Картошка горела. Людвиг, не давая себе труда встать, носком туфли выключил газ. Потом, обвив рукой спинку стула, спросил Дутра:

— Ну, малыш, будешь со мной работать?

— У него не получится, — пробормотала Одетта.

— Получится, я тебе обещаю! — отозвался Людвиг. — Господи! Мне же не впервой!

— Я не смогу… — жалобно простонал Дутр.

— Дай-ка твой доллар.