Людвиг взял в руку монету, и она словно бы ожила: побежала по тыльной стороне, заглянула в рукав, покрутилась на плече, прошлась по кончикам пальцев, сделала в воздухе веселый пируэт.
— Она у тебя в кармане, — сообщил Людвиг.
Ошеломленный Дутр полез в карман и, не веря своим глазам, вытащил доллар.
— Проверь, твой ли это, — посоветовала Одетта сыну.
— Ну знаешь, — запротестовал Людвиг. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я…
— Я слишком хорошо тебя знаю!
Дутр смотрел на обоих: Одетта оперлась на руку Людвига…
— Ну? — спросил Людвиг. — Хочешь научиться таким фокусам? Они несложные.
— Я не прочь, — согласился Дутр. — Это дело, думаю, мне понравится.
Людвиг повернулся к Одетте, они опять заговорили по-немецки.
Дутр молча переоделся и вернулся к своей отбивной, которая уже успела остыть. Доллар он завернул в платок. Тайком он трогал его, пробуя ногтем насечки на ребре. Если б у него попытались отобрать эту монету, он полез бы в драку — таким бесценным сокровищем она вдруг для него стала. Дутр гладил теплый металл, и ему казалось, что он пожимает отцовскую руку. А ему так недоставало тепла дружеской руки.
— Выбора все равно нет! — заявил Людвиг. — В любом случае я через месяц уезжаю.
Он вылил себе в стакан все, что оставалось в бутылке, выпил маленькими глоточками и вытер губы платком.
— Начнем сегодня вечером. Идет, малыш?
Он ласково обнял Дутра за плечи, но тут же сухо и строго добавил:
— Изволь следить за вещами, профессор!
На стол, рядом с тарелкой Дутра, упал бумажник, который Людвиг успел вытащить из его кармана. Людвиг взял куртку и ушел насвистывая. Одетта вздохнула.
— Он — невозможный! С ним нужно терпение и терпение. Но он все умеет, и не будь его…
Она открыла коробку с печеньем, придвинула ее Дутру, погладила его по голове и сказала:
— Был бы ты посмелее! Главное в нашем деле — умение лгать. Но лгать, черт побери, надо уметь отлично. Ты хоть когда-нибудь видел фокусников?
Дутр сжал в кармане доллар.
— Нет, — солгал он.
— Сейчас увидишь. Через десять минут мы с Людвигом начнем репетировать. Иди, подождешь нас в зале. Тут рядом, только перейти через улицу.
Дутр слушал, слушался, подчинялся. Он хотел того, что положено было хотеть на его месте, и ничему не отдавал предпочтения. Жизнь в фургоне, жизнь в коллеже — одинаковая нелепость. Он продолжал смотреть все тот же сон. Дутр вытащил доллар, щелчком подкинул его вверх
В зале горели три или четыре лампы на колосниках, блестели красноватые спинки кресел партера, ложи казались черными дырами. Все вместе походило скорее на подвал для пыток, чем на театр. Дутр, заметив в первом ряду темные силуэты, направился к оркестровой яме. К нему обернулись. Кто-то приветливо помахал ему рукой, и несколько человек, пропуская его, встали. Дутр с извинениями уселся, улыбнулся наудачу соседке слева и вдруг узнал ее. Фея! Золотоволосая незнакомка! Глаза его мало-помалу привыкли к полутьме, и он рассмотрел лицо девушки: округлые щеки, пухлые губы, а когда она на него взглянула, он понял, что глаза у нее темно-синие, затененные густо накрашенными ресницами. Он поглубже уселся в кресло, медленно перевел дыхание, чувствуя в душе тоску и какую-то неуверенность. Он смотрел на соседку и не понимал, что за знаки она ему делает, почему кивает головой, показывая куда-то направо. Наконец он поглядел направо, и голова у него пошла кругом: ему показалось, что кошмарный сон продолжается. Справа от него сидела женщина. Та же самая золотоволосая незнакомка. С теми же пухлыми губами и темно-синими глазами, она так же опускала ресницы и так же насмешливо улыбалась. Профиль справа был профилем, который, как ему казалось, он только что видел слева. Девушки наклонились вперед, сдвинули головы, и он увидел перед собой лицо, которое странным образом удвоилось и глядело на него двумя парами одинаково синих и одинаково насмешливых глаз.
— Грета, — прошептала девушка слева.
— Хильда, — прошептала девушка справа.
Дутр недоверчиво переводил глаза с одной на другую. Обе рассмеялись, и одна из них — он бы ни за что не сказал какая, — что-то проговорила по-немецки и показала ему два пальца. То же сделала и вторая.
— Близнецы? — спросил Дутр.
— Ja, ja, — закивали они.
Они беззвучно хохотали, глядя на ошеломленного Дутра, который переводил взгляд с одной на другую, не в силах скрыть своего потрясения. Потом они стали указывать ему на сцену и что-то объясняли, но он ничего не понял.
— Вы танцуете? — спросил Дутр.