Он оказывается в пустой темной комнате. Собравшись с силами, он пересекает ее, задвигает шторы и щелкает выключателем. Какой-то желтоватый свет скудно освещает железную кровать, накрытый запятнанной скатертью стол, крашеный шкаф, потертое кресло. И все же что-то выдает человеческое присутствие — духи Мирей. Ошибиться невозможно. Равинель поворачивается, принюхивается. Да, это запах ее духов — то едва ощутимый, то явственный, почти назойливый. Дешевые духи фирмы Коти. Ими пользуются многие женщины. Может быть, простое совпадение?.. А вот эта расческа на туалетном столике?..
Равинель берет расческу, ощущая в руках ее вес. Это что, тоже совпадение? Да он сам купил ее в Нанте, в магазине на улице Фосс. Последний зубец обломан. Точно такой расчески не найти во всем Париже. А эти светлые волосы, намотавшиеся на ручку? А эта крышечка от коробки биоксина, используемая в качестве пепельницы, в которой лежит большой окурок сигареты «Хай-Лайф»?.. Мирей предпочитает именно эту марку — не из-за вкуса, а из-за названия. Равинелю приходится сесть на кровать, чтобы не упасть. Ему хочется заплакать, зарыдать, уткнувшись головой в подушку, как он это делал в детстве, когда не мог ответить на заданный отцом вопрос. Вот и сегодня он не находит ответа. Он тихо шепчет: «Мирей… Мирей…» — глядя на расческу и блестящие волосы на ней. Не будь этих волос, он не чувствовал бы себя таким несчастным, потому что перед глазами у него стоят другие волосы, потемневшие от воды и прилипшие к лицу мертвой Мирей. Вот и все, что осталось: расческа и окурок со следами губной помады! Нужно расшифровать этот знак, понять, чего Мирей ожидает от него.
Он поднимается, открывает шкаф, ящики. Ничего. Кладет расческу в карман. Первое время после их женитьбы он иногда причесывал Мирей по утрам. Как он любил тогда эти волосы, ниспадавшие на голые плечи! Любил зарываться в них лицом, вдыхать их запах, напоминавший ему запах свежескошенной травы, луга! Так это и есть знак! Мирей не оставила расческу дома, где та не несла бы в себе никакого особого смысла. Нет, она положила ее в этой ничейной комнате, чтобы напомнить ему времена, когда они любили друг друга. Она не может ничего ему объяснить. Ему остается лишь продолжить путь по этой скорбной дороге, чтобы постараться воссоединиться с ней. Ведь в записке указано время их свидания:
Равинель выходит, запирает дверь, замечает вдруг в глубине коридора две светящиеся точки. Еще несколько минут тому назад он бы просто упал в обморок, настолько натянуты были его нервы. Теперь же он спокойно идет навстречу этим огромным глазам, смотрящим на него из темноты, и вскоре различает черного кота, сидящего на лестничной площадке. Кот сбегает впереди него по лестнице, оборачивается, и вновь на какой-то миг две бледные луны повисают в воздухе. Равинель даже не пытается приглушить звук своих шагов. Он спускается на первый этаж. Кот громко, душераздирающе мяукает. На пороге появляется старик.
— Ну что, ее там не оказалось? — спокойно спрашивает он.
— Была, — отвечает Равинель, вешая ключ на место.
— Я же вам говорил, — продолжает старик. — Думаешь, что она вышла, а она в номере. Так это ваша жена?
— Да, — отвечает Равинель. — Это моя жена.
Старик с понимающим видом кивает головой и добавляет себе под нос:
— С этими женщинами нужно терпение.
Потом поворачивается и исчезает вместе с котом. Равинель больше ничему уже не удивляется. Он понимает, что проник в мир, неподвластный законам обычного существования. Он проходит через вестибюль. Сердце его бьется очень сильно, как будто он выпил несколько чашек крепчайшего кофе. Туман сгустился еще больше. Его сырость проникает в самую глубину легких. Туман ему не враг. Наоборот, Равинелю хотелось бы наполниться им, раствориться в нем. Еще один знак! Ведь начался туман еще в Нанте, в тот вечер, когда… И он не рассеивается до сих пор, образуя нечто вроде защитного барьера. Нужно только уметь понять смысл всего этого!
Равинель отыскивает свою машину. Придется ехать на второй передаче до самого Ангьена. Он трогается, сигналит. Фары, расположенные на уровне рулевых тяг, смутно освещают дорогу. Часы показывают начало шестого.