Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

Он ходит вокруг стола, постепенно замедляя шаг. На голове у него ничего нет, но ему кажется, что на него натянули слишком узкую шляпу, давящую на лоб. Вконец обессилев, он гасит свет на первом этаже и поднимается на второй. Гасит свет и в спальне и скрывается в своем кабинете, плотно прикрыв за собой дверь. Он больше не спустится. У него просто не хватит сил опять спускаться по лестнице в полном мраке. В любом случае он услышит…

Время идет. Равинеля, скорчившегося в своем кресле, охватывает какое-то тревожное чувство, нечто вроде оцепенения. Бессвязные воспоминания проходят перед его закрытыми глазами. Но он не спит. Он прислушивается к тишине, к этой всеобъемлющей тишине, которая временами наполняется каким-то шумом, похожим на шум моря в ракушке. Он один на этом островке света, подобно спасшемуся после кораблекрушения. Да он и впрямь потерпел крушение! Он тоже утонет, погрузится в тот иной мир, где его будут окружать только рыбы. Сколько раз он мечтал об этом! А еще он представлял себе, что стал невидимым и может проходить сквозь стены. И никто его не видит! Так он спасался от бесконечных сочинений, экзаменов. Ему представлялось, что все думают, что его нет, а он здесь и наблюдает за всеми. Кто знает, может, это он научил Мирей искусству быть во многих местах одновременно…

Что-то прошуршало.

Он с трудом вырывается из состояния дремоты, которое жжет ему глаза, леденит руки и ноги. Вытягивает шею, вдыхает воздух и начинает наконец приходить в себя, как бы сбрасывая ту пелену, которой он был окутан. Что это за шум? Ему показалось, что он раздался в палисаднике… или даже на крыльце.

Где-то вдали слышится свисток локомотива. Поезда опять начали ходить. Значит, туман рассеивается.

На этот раз он совершенно отчетливо слышит звук захлопывающейся двери. Кто-то ощупывает стены в поисках выключателя. А вот и щелчок выключателя…

Он едва дышит, словно умирающий. Воздух со свистом проходит через горло, раздирая его.

А вот открывается дверь на кухне… И вдруг он абсолютно явственно слышит мелкие, семенящие шаги, стесненные узкой юбкой. Каблуки цокают по кафельному полу. Потом снова щелкает выключатель. Равинель судорожно закрывает глаза, как будто его слепит вспыхнувший на кухне свет. Потом опять тишина. Наверное, Мирей снимает свою шляпку. Все происходит как обычно, как всегда… Она направляется в столовую.

Он стонет, задыхается, силится подняться с кресла. Мирей!.. Нет. Она сейчас войдет… Не надо…

Слышен лязг кочерги, перемешивающей угли в камине. Потом звякают тарелки. Он слышит, как жидкость льется в стакан. Все окружающие его вещи заговорили, задвигались. Стук падающих на пол туфель: одна… вторая… А вот уже домашние тапочки шлепают через кухню к лестнице. Хлоп — первая ступенька, хлоп — вторая…

Съежившись в кресле, он плачет. У него нет сил встать, дойти до двери и запереть ее. Он знает, что он жив, виновен и скоро умрет.

Хлоп — третья ступенька, хлоп — четвертая. И так далее. Шаги приближаются. Вот и площадка. Нужно бежать, преодолеть эту границу, прорвать тонкую перегородку, отделяющую жизнь от смерти. Трясущимися руками Равинель ощупывает карманы.

Он слышит, как в другом конце коридора ноги шаркают по паркету спальни. Зажигается люстра. Под дверью кабинета появляется светлая полоска. Она здесь, за дверью! Но за дверью просто не может никого быть! Через дверь они слушают друг друга. Живой и мертвая. Но кто из них жив, а кто мертв?

Равинель вдруг облегченно вздыхает, видя, как ручка двери медленно поворачивается. Всю свою жизнь он ждал этой минуты! Ему предстоит вновь стать тенью. Быть человеком для него слишком трудно. Он не хочет ничего больше знать. Даже Мирей его больше не интересует. Равинель сует дуло револьвера в рот, чтобы испить смерть, как какое-то любовное зелье, чтобы забыться. Он с силой нажимает на курок…

Эпилог

— Скажите, до Антиба еще далеко? — спрашивает пассажирка.

— Через пять минут будем там, — отвечает проводник.

Сквозь исполосованные дождем стекла видны только какие-то блуждающие огни и — время от времени, когда поезд проходит вираж — дрожащая линия ярко освещенных вагонов. Уже непонятно, где находится море, справа или слева, и куда, собственно, направляется поезд — в Италию или обратно в Марсель. Ливень хлещет по стеклам вагонов.

— Град, — заметил кто-то. — Жаль мне туристов, которые выбрались на побережье в этом году.