Люсьена откидывает одеяло. Игла пронзает кожу. Совсем не больно. Одеяло опять накрывает Мирей. Ей становится прохладно, и она сразу же вспоминает ванну, куда ей дважды пришлось погружаться с головой. Первый раз, когда Фернан думал, что она заснула, и второй — когда он считал ее уже утонувшей, давно умершей. Перед глазами ее вдруг оживают все подробности. Она была натянутой как струна. Она боялась… показаться слишком живой. Но Люсьена уже приготовила брезент… Фернан видел лишь тело, с которого стекала вода и которое следовало поскорее завернуть в брезент. Самое ужасное началось позже… Холод, судороги и, наконец, погружение в ручей возле сарая… Сердце заходится, вода заливает нос… Как только Фернан удалился, следовало тут же, не откладывая, выполнять предписания Люсьены… Мирей клянется быть послушной. У нее уже возникает ощущение благополучия и безопасности. Ей даже кажется, что лоб ее уже не такой горячий. Ах, если бы она всегда следовала указаниям Люсьены!.. Ведь Люсьена в любой момент совершенно четко знает, что нужно делать! Разве не она предвидела все реакции Фернана, вплоть до последней? Он не мог задержаться в ванной… Не мог бросить последний взгляд на мертвую Мирей… Он не мог постичь эту тайну, даже если бы о ней думал. Вернее сказать, особенно если бы о ней думал… Люсьена контролировала все, готовая вмешаться, готовая направить судьбу по нужной дороге. И если бы, несмотря ни на что, Фернан понял… А чем они рисковали? Ведь убийцей-то был он. И сегодня вечером Люсьена следит за всем. Она наклоняется над постелью. Мирей закрывает глаза. Ей хорошо. Прости, Люсьена, что я не во всем тебя слушалась и навестила-таки брата без твоего разрешения, рискуя провалить все дело… Прости за то, что у меня иногда возникали сомнения…
Ты сильная, Люсьена. Вот только бы знать, что тобой движет: любовь или корысть?
— Молчи, — шепчет Люсьена.
Так значит, она все слышит, все угадывает, даже самые сокровенные мысли?.. Или, может быть, во сне Мирей просто разговаривала вслух? Мирей открывает глаза. Прямо перед собой она видит лицо Люсьены. Она старается собраться с мыслями. Она ведь забыла самое главное… Миссия еще не закончена. Мирей цепляется за одеяло, приподнимается на постели.
— Люсьена… я все привела в порядок там… в столовой… на кухне… Никто и не заподозрит, что…
— А записки, где ты писала о своем скором возвращении?
— Я их вынула у него из карманов.
Люсьена никогда не узнает, чего ей это стоило… Кругом все было залито кровью. Бедный Фернан! Люсьена щупает лоб Мирей.
— Спи… Не думай больше о нем… Он был обречен… Рано или поздно он все равно сделал бы это. Он больше не мог жить среди людей.
Как Люсьена уверена в себе! Мирей мечется в постели. Что-то еще ее мучает… Какая-то смутная мысль… Она засыпает, но в последний момент успевает подумать: «Ведь он же ничего не заподозрил! Он так никогда и не вспоминал о первой страховке, которую подписал в мою пользу, чтобы вынудить меня подписать ту, другую…» Ее глаза закрываются, дыхание становится ровным. Она никогда не узнает, как близка была к тому, что называется угрызениями совести.
…А вот и солнце. После долгих часов забытья жизнь начинается заново. Мирей вертит головой. Она чувствует себя очень усталой, но улыбается, видя пальму в саду, весь ствол которой покрыт черноватыми волокнами. На занавесках бегают тени. Тихо шуршат листья пальмы. Все это наводит на мысль о неслыханной роскоши. Мирей уже позабыла все свои тревоги. Она богата. Вернее, они обе богаты. Подумать только, два миллиона! Со страховой компанией не возникнет никаких осложнений. Ведь срок в два года, предусмотренный для случаев самоубийства, уже истек! Теперь нужно быстрее поправиться. Все остальное в полном порядке!
На ум Мирей вдруг приходит все та же фраза:
— Здравствуй, Мирей! Хорошо спала?
Люсьена одета во все черное. Она улыбается Мирей, потом подходит к кровати своей мужской походкой, берет Мирей за запястье.
— Что у меня? — еле слышно шепчет Мирей.
Люсьена смотрит ей прямо в глаза, как бы взвешивая ее шансы между смертью и жизнью. Она хранит молчание.
— Это очень серьезно?
Под пальцами, охватившими запястье, пульсирует артерия.
— Это надолго, — вздыхает наконец Люсьена.
— Но скажи же мне, что у меня!
— Тихо!