Табак

Приближалась жаркая нора дня, но в саду, на зеленой траве, между олеандрами и под густой сенью гранатовых деревьев и смоковниц, было еще прохладно, а флейта неведомого грека все рассыпала серебряные звуки. В воздухе носилось тонкое, еле уловимое благоухание розмарина. Эксперт маленькими глотками отпивал из рюмки и думал об Аликс. Да!.. Наконец-то он нашел точку опоры в жизни. Аликс всколыхнула в нем слишком сложные чувства, чтобы анализировать их сейчас, выяснять их причину и спрашивать себя, куда они его заведут. Но одно, самое главное, было ясно: эти чувства подняли его усталый дух, заставили его думать о будущем. С отцовской нежностью он представлял себе Аликс, получившую воспитание в хорошем пансионе; мысленно входил с нею в модную кондитерскую, в то время как автомобиль ждал их на улице: видел ее в бальном платье, окруженную роем поклонников, которые ухаживали за нею, не забывая, однако, свидетельствовать ему, уже дряхлому, по довольному жизнью старику, свое глубокое уважение. Как пойдет платье из бледно-желтого шелка к этому античному профилю. к этим темно-синим глазам, к этим бронзово-рыжим волосам!.. Костов отпил еще несколько глотков и вдруг спохватился. Значит, опять он свернул на жалкую дорогу тщеславия, опять погнался за цветом и формой, опять стремился к показному блеску – по порочной стезе праздного и расточительного мира, в котором он растратил свою жизнь. Опять по неискоренимой привычке эгоиста он думал прежде всего о себе, а потом уже об Аликс и потому не мог по-настоящему осознать глубокое и целительное значение своего поступка. Но уже одно то, что он снова начал думать о будущем, было ободряющим признаком и восстанавливало его силы. Вот уже год, как он стал духовным мертвецом, не интересовался будущим и равнодушно ждал конца. Вот уже год, как он бессмысленно сорил деньгами, и даже в таком захудалом городишке, как Кавалла, проматывал свое жалованье, соперничая в расточительстве с самим Кондоянисом. Он жил так потому, что все ему до смерти наскучило, потому что будущее казалось ему мрачным, а конец – неизбежным. А теперь он понял, что надо копить деньги и попытаться как-нибудь выбраться из хаоса ради Аликс.

Когда Кристалло привела ее, умытую и причесанную. Костов увидел, как нежна и красива эта девочка. В облике Аликс были те же краски, те же полутени, та же акварельная прозрачность, что и в пейзаже острова. Высокий лоб. прямой нос, длинноногое тонкое тельце уже позволяли предугадать пропорции ее фигуры в будущем, линии и формы античной статуи. Темно-синие ее глаза сияли природным умом, жизнерадостностью и бессознательным кокетством, а бронзово-рыжие волосы цветом своим напоминали золотую окраску милетской вазы. Костову казалось, что перед ним стоит дитя давно исчезнувшего народа и древней цивилизации, что Аликс похожа на маленькое бесценное произведение искусства, которое ему посчастливилось выкопать в царстве голода, невежества и дикой нищеты. Фантазия снова унесла его в будущее, и он представил себе двадцатилетнюю Аликс в расцвете юности, образованную и прекрасную, блистающую в том мире, который когда-то калечил ее. Но как долго надо будет ждать!.. Как трудно будет вернуть здоровье и силы этому тщедушному тельцу, этим впалым щечкам, этим распухшим от голода деснам и расшатанным зубкам!..

Кристалло подала обед – яичницу и жареную кефаль, а к ним – вкусный пшеничный хлеб. Оливковое масло и муку она покупала на черном рынке или доставала по знакомству у оккупантов, а у себя на заднем дворе разводила кур. Аликс удивленно смотрела на эти яства. Голод пробудил в ней желание схватить что-нибудь со стола и бежать, но она опомнилась и начала есть, робко и неумело. Непривычная чистота стесняла ее, она боялась, как бы чего-нибудь не испачкать. Кристалло дала ей первый урок хороших манер, показав, как нужно пользоваться столовым прибором. Понемногу Аликс осмелела и принялась болтать о своей козочке и соседском горбатом мальчишке Фемистокле, который хлестал ее прутом. Умственный кругозор девочки был очень ограничен. Она знала только окрестности Лимена, пьяницу Геракли, завистливого Фемистокла и болгарских солдат, которые иногда бросали ей объедки.

– Ты поедешь со мной? – спросил Костов за обедом.

– Куда? – спросила Аликс.

– В мою страну.

Девочка не ответила.

– Там много хлеба, – стала уговаривать ее Кристалло. – А господин купит тебе туфли и платья. Ты тоже будешь чистая и красивая, как дети, которые на лето приезжают сюда из Афин. Даже еще красивее.

– А куклу он мне купит? – внезапно спросила Аликс.

– И куклу и игрушки… Сколько хочешь!

Ресницы у Аликс задрожали. С тех пор как она себя помнила, она каждый вечер засыпала с мечтой о кукле. Эта мечта иногда бывала даже сильней и острей голода. И тогда вместо хлеба девочке снилась кукла.

– Правда? – с сомнением в голосе спросила она.

– Разве такой добрый господин будет тебя обманывать? – ответила Кристалло.

Аликс немного подумала и скапала с беззастенчивостью, которой ее научила жизнь:

– Ладно! Поеду, если купишь мне куклу.