Табак

Кристалло на это не отозвалась. Удивить ее было трудно. Подул ветер, и листья оливы тихо зашелестели. Откуда-то донеслись звуки флейты – старинная, грустная мелодия струилась серебряными переливами в прозрачном воздухе. Такую мелодию, наверное, можно было услышать в древнегреческом театре. Кристалло подумала: «Пожилой мужчина и маленькая девчушка… Да, подобные встречи иной раз оканчиваются удочерением. Пройдет десяток лет. и эта сорока, пожалуй, превратится в красивую, элегантную барышню». Однако во всей этой истории было что-то неладное. Решение Костова казалось ей слишком поспешным. Она поглядывала то на Костова, то на Аликс, пытаясь представить себе, как они станут жить вместе.

– А ты что думаешь по этому поводу? – спросил эксперт.

– Мне кажется, что ты чересчур торопишься… Сначала помоги ей, а потом уже думай об удочерении.

– Но я хочу взять ее с собой.

– Ах да! Тогда Геракли с тебя две шкуры сдерет.

– Я готов заплатить ему, сколько он запросит.

– Не спеши! Незачем торопиться! Не показывай Геракли, что Аликс тебя интересует. Достаточно будет сказать, что ты берешь ее в служанки.

– А ты не могла бы мне помочь?

– Чем?

– Пойти вместе со мной к Геракли.

– Это уж совсем неразумно… Он подумает, что это я присмотрела для тебя Аликс, и заломит громадную цену.

Костов задумался. Гречанка была права.

– Не найдется ли у тебя какого-нибудь платьишка для девочки? – внезапно спросил он.

– Откуда мне его взять? – Кристалло недовольно поморщилась, потом подумала и сказала: – Постой! Попробую перешить из своего старья. Но если ты решил везти ее в Каваллу, то там ты сможешь купить ей кое-что у Клонариса – он одно время спекулировал детской одеждой. Скажи, что это я направила тебя к нему.

Она быстро встала и взяла Аликс за руку.

– Микро![60] Пойдем, сперва умоемся. Ты, наверное, сроду не видела ни мыла, ни гребенки.

С громким смехом Кристалло увела девочку на задний двор. Появление Аликс взволновало и ее. Девочка испуганно поплелась за ней.

Аликс все время прислушивалась к разговору взрослых, смутно понимая его смысл. У нее не было собственной воли, и она готова была покориться всему – и плохому и хорошему. Но какой-то первобытный детский инстинкт подсказывал ей, что эти люди желают ей добра. Глаза у старого господина были совсем непохожи на холодные глаза солдат, которые иногда швыряли ей кусочек хлеба, а если она пыталась стянуть хлеб, били ее по щекам. Она поняла, что, куда бы ее ни повели, что бы ни случилось с нею, ей по крайней мере дадут хлеба, никто не будет бить ее, а Геракли больше не станет лечить ее водкой.

Пока служанка Кристалло, некрасивая хромая женщина, свирепо намыливала ей голову, Аликс твердила про себя слова, которые часто слышала от взрослых: «Все к лучшему». Она никогда не слышала сказки о Золушке, не бывала дальше Лимена и своего острова, не подозревала, что жизнь может дарить и радости, и все же настойчиво повторяла про себя: «Все к лучшему!» – и ее робкое воображение рисовало это «лучшее» в виде большого каравая пшеничного хлеба.

Пока Кристалло со служанкой мыли Аликс, Костов сидел в тени смоковницы и тянул хиосскую анисовку.