Табак и звезды

И вот в тот момент, когда все привычные миру преступления начали отмирать, Вадим совершил одно из них. В клубе, познакомившись с девушкой, он впал в то состояние, которое люди, читающие романы, склонны называть влюбленностью. На дворе стоял 2027 год, но уже тогда люди отказались от книг в пользу экранов – телефоны с компьютерами справлялись со всеми функциями чтения, полностью его заменяя. Черные зеркала дарили нормы поведения и ценности, воспитывали адекватный для новой эпохи гуманизм, занимали все свободное для рекреации время, и даже давали новые знания. Но только при условии волеизъявления пользователя, ведь глупый потребитель – лучший потребитель.

Те же, кто еще читали книги, узнавали о любви именно оттуда. Это были редкие люди, мечтатели серых будней, те, в чьи головы родители уходящей эпохи успели внести мысль о том, что бумажные книги лучше, комфортнее и «вечнее» электронных. Их страницы можно нюхать, думая о старых днях, их можно дарить друг другу, а не просто пересылать по сети. В книгах можно делать заметки, в бумагу можно влюбляться, книга может стать другом, тогда как цифровые носители пахнут мертвечиной и одиночеством.

Для Общей России же влюбленность подразумевала всего лишь коктейль из дофамина, серотонина, адреналина и фенилэтиламина. Если что, при желании все это можно было подредактировать. Однако для Вадима это не было ни книжной, ни химической влюбленностью. Тут была одержимость – в тот вечер концентрация норадреналина, вазопрессина и окситоцина в крови опасно поднялась. Только никто об этом не знал – до Процедуры оставалось чуть меньше трех лет, пока еще некому было собирать данные о гормональном фоне Вадима.

Когда они приехали к ней домой, Вадим в порыве страсти набросился на юное тело и выместил все свои чувства, какими жестокими они ни были. В 2026 году по подстрекательству гражданских активистов вышел громкий закон, вешающий на насильника презумпцию виновности – без разницы, женщина это или мужчина. После вступления этого закона в силу по факту изнасилования самому обвиняемому требовалось доказывать невиновность. Если бы не иммунитет, подаренный властью, Вадим оказался бы за решеткой.

Но он был из тех редких людей, каких не сразу наказывают, а дают время исправиться. Первая Полиция поставила заведенное дело на паузу ровно на неделю. За это время Вадим успел собрать липовые доказательства, подкупом договориться с судьями и исправить кое-какие записи, относящиеся к жертве. Все получилось даже слишком легко – Вадима оправдали, а несчастная девушка осталась ни с чем. Она снилась ему еще дня три в кошмарах, а потом все закончилось.

Для других людей Вадим и его шестеро друзей не были кем-то выдающимися – обычный штат сотрудников, главный редактор и его заместитель, два редактора, дизайнер, два корректора. Те верстальщики, копирайтеры и дизайнеры, которые располагались снизу, не замечали ничего странного. Были те же полицейские проверки, только вот простым смертным работникам “Газеты” либо делали выговоры, либо их вызывали на допросы, либо отправляли на перевоспитание – а этой элитной семерке всегда просто кивали и просили поскорее исправить ошибки.

Так они и жили – всю неделю занимались пропагандой и социальным программированием, по пятницам смеялись над этим в баре, в свободное время критиковали друг с другом власть, не боясь попасться. Вадим иногда вспоминал о своем преступлении и пытался замять его через литературу.

Он сидел перед ноутбуком, ощущая себя кем-то из великих поэтов недалекой древности, сочиняющих мировые шедевры. Виски слева от ноутбука, сигарета в пепельнице справа – так он заглушал свою боль:

Боль от осознания того, что все вокруг –

фальшивка.

Даже ты.

Ведь и ты тоже совсем не чист,

ты тоже делал такие дела,

о которых говорить никому не охота

или нельзя.

Разве можно

заниматься каждый день теми же самыми вещами

надеясь на прощение?

Туман или дымка

утреннего рассвета,

когда я сижу за своими делами тут совсем один,

а где-то далеко,

или чуть ближе, чем кажется,

грустит человек,

настолько тебе дорогой

и в то же время настолько для тебя чужой,

что остается только одно:

попрощаться с прошлым.

Но можно ли?

* * *