– И? – Наскалов не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне. Он много раз становился свидетелем подобных выволочек, и тогда он тихо посмеивался над агентами – растяпами, из-за которых срывались планы, выстраиваемые «центром» годами. А теперь? Он и сам стал недотепой? В это верить не хотелось абсолютно.
– Тебе и исправлять все, дорогой. Мы обещал тебе возможность осесть на месте?
– Дайте догадаюсь, фортуна улыбнулась? – оскалился Олег, закурив.
– Ты потом со мной поделишься, фортуна ли это была, либо твоя самая ужасная ошибка в жизни.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что из-за таких, как ты, приходится уподобляться преступникам и подонками, действуя интуитивно, не имея агентурных данных, не подготовив план действия, и отступления, естественно!
– То есть, обратной дороги у меня нет?
– Её нет ни у тебя, ни у тех, кого вы с дочерью Моисеева потащили на самое дно.
– Ой, я тебя умоляю…
– Я не священник, Наскалов, чтобы умолять меня, – женщина быстро встала, накинула невзрачный пуховик до пят, натянула пуховой капор и, поджав губы, гневно посмотрела на застывшего Олега. – Ты оплошал. Твоей задачей было втереться в доверие, узнать, освоиться и, охраняя жизнь Моисеева, ждать дальнейших указаний, но ты, щенок, все испортил. Твоё мужское хозяйство взяло над тобой верх! Если честно, то я глубоко разочарована. Но это уже неважно, у нас нет времени на перегруппировку, поэтому тебе самому придется выбираться из дерьма, что заварилось вокруг тебя. Ты должен заменить Моисея на его посту, это всё.
Она уже сделала шаг к дверям, но остановилась, не поворачивая головы:
– И надеюсь, ты не погубишь полгорода в оплату своей глупости, Олег…
**** Лазарь ****
– Здорово, – Паха вышел из машины и, навалившись спиной на дверь, с усмешкой наблюдал, как я еле ковыляю по парковке.
– Здоровее видали, – оскалился, хотя понимал, что Бояра тут совершенно ни при чем.
– Ладно, прости, Лазарь, просто меньше всего на свете думал, что могу увидеть твоё холеное лицо в кровоподтеках и ссадинах! Ты ж такой аккуратист.
– Асфальт был твердый.
– А-а-а-а… Тогда понятно. Чего звал? Заяву хочешь накатать на твердый асфальт?
– Не придуривайся!
– Ладно, – Бояра закурил. – Короче, легально отжать квартиру не получится. Там все чисто. Она имела право продать совместно нажитое имущество, так как никакого обременения нет. Да и Оксанка давно уже не ребенок и, вроде как, замужем. Вернее, в разводе, как выяснилось. Но это не мешает ее супругу приезжать в гости.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты попросил проследить, я проследил. Не включай дурака, Серёженька. Он приезжал к ней, пробыл в квартире недолго, видимо, встреча была целевая…
Размахнувшись тростью, я ударил раздухарившегося Паху под колено, заставив согнуться от резкой боли.
– Я не Наскалов, терпеть ваши школьные шуточки не стану, Паха. Ты прости меня, конечно, но времени у меня в обрез. Где она сейчас? – как я мог так сорваться! Если бы не Пашка, то сидела бы Оксанка и дальше в обезьяннике. – Прости.
– Ладно, видно, и впрямь у тебя крышу сорвало, прав был Буба.
– А его-то ты когда видел?
– Шнырял в отделении по делам.
– Ладно, с этим потом. Где она?
– Дома не появлялась, а машина еще утром была припаркована в жилом комплексе «Дельтаплан», прямо в центре города.
– В смысле – еще утром?
– Ты же понимаешь, что я не могу круглыми сутками опекать твою пассию от нелепых случайностей, драк и прочего!
– Ладно, прости еще раз, – похлопав друга по плечу, я развернулся и поковылял к машине, молясь побыстрее оказаться в кресле.
– В обед ее видели в деловом центре на Маяковке.
– Что она там забыла?
– Работу ищет она…
Время ползло подобно старой черепахе. Ночи слились с днями, принося в мою бессмысленную жизнь лишь горечь и сожаление. Я пыталась находить позитив там, где его и не должно было быть, но упадок сил оказался сильнее. Меня больше не радовали таявшие сантиметры на талии, четкие скулы и шальной блеск глаз, а все больше напрягал пустой холодильник, вечно ворчащий желудок и синюшные отметины под глазами.
Перестала спать по ночам, потому что поняла, что это самое спокойное время суток: никто не ворвется в квартиру, не вышвырнет меня из моего убежища, попутно растаптывая остатки гордости.
Хотя, эту самую гордость я оставила в ломбарде, куда обреченно оттащила украшения, так и не выгулянные шубы и прочую дорогую одёжку. Денег, что отмусолил скупщик-жирдяй, едва хватит на пару месяцев аренды, а значит, пора расставаться с этой квартирой.
Эта мысль не то что тяготила меня, просто обрывалась последняя ниточка с прошлой сытой и весьма устроенной жизнью. Хозяйку не обрадовала перспектива очередного поиска жильцов, да и остатки денег возвращать совершенно не хотелось, именно поэтому после разговора с ней на душе остался четкий осадок никчемности. Но я не могла себе позволить просто так свалить, потому что деньги стали настоящей роскошью для такой жалкой девахи, как я.