Табу

– Что ты можешь знать о кайфе, щенок? – рассмеялся и направился в сторону центрального входа. – Может, мы созданы, чтобы сдохнуть от дозы? Умереть в полном кайфе, жалея лишь о том, что повторить больше не получится. Завидую им. Закрываешь глаза, и реальность превращается в один протяженный оргазм.

– Боже, какие дурные мысли живут в твоей голове! Не мудрено, что ты не спишь.

– А ты чего замученный?

– Янка вернулась. Закрылась в комнате и отказывается возвращаться в Хорватию. А ей скоро рожать! – взвыл Наскалов, со всей дури пнув колесо моей машины. – Как можно сберечь того, кто не так и рвется на передовую? Она даже отца обманула, вылетела тайком, обведя старика вокруг пальца. Он еще двое суток ходил у дверей ее спальни, думая, что доча обиделась, пока я не позвонил ему.

– Э… бешеный папашка! Моя ласточка тут не при чем, – еле сдерживал смех. Было забавно наблюдать за терзаниями здорового бугая. Его лицо не дернулось, когда Моисей чуть было не подписал ему приговор, сохраняло спокойствие после цепочки взрывов, но как только речь заходила о жене, он покрывался пятнами. – Что ты хотел? она дочь своего отца, было бы очень странно, если б она была покорной кошечкой.

– Женщины… – прохрипел Олег, растирая лицо руками докрасна.

– Говорю же! Судьба человечества в дозе! Ну, может, не всего человечества, а мужчин, но это не суть.

– А ты тогда чего до сих пор трезв?

– А может, я мазохист? И мне нравится мучиться. А если серьёзно, – притормозил у лифта, ожидая, пока служба безопасности осмотрит Наскалова. – В моих планах остаться единственным мужчиной на земле. Так и быть, умру не от синтетического кайфа, а от физического! Лягу в деревянную коробку затраханным досмерти.

– Слушай, пожалуй, я введу обязательный анализ на наркотики, – Наскалов нажал кнопку последнего этажа, и лифт плавно погнал нас на встречу с главным финансовым гением области, Малинкиным Александром Палычем.– Раз в неделю, скажем.

– Парням только не говори, что во всем виноваты я и моя фантазия на тему обладания всем женским населением земного шара.

– Прям всем?

– Не-е-е… Тут все чётко! От восемнадцати до сорока!

– Балбес, – Олег позволил себе улыбнуться. По-настоящему, как мог только он.

– Ну как дела?

– Плохи. Но я уверен, что это он. Нутром чувствую! И сестрица его как сквозь землю провалилась, – чертыхнулся Олег, расслабляя хватку галстука, потом опомнился и выдохнул, пытаясь успокоиться. – Где она?

Я замер, не понимая, как безобидный трёп привёл нас к Оксане.

– Кто????

– Моисеева Оксана, – телефон Олега пищал без перерыва, надрываясь от напора сообщений.

– Надо поинтересоваться, – пожал плечами, внимательно изучая выражение лица Скалы. Видел, что он прощупывает меня. Аккуратно, исподтишка. Вопросы эти внезапные, блуждающий взгляд, сомкнутая челюсть.

– Не знаешь кто есть?

– Неа, – соврал и бровью не повёл. И даже совесть моя тихо сопела в глубине души, не желая прерывать сладкий сон. Срать мне на его мысли, хватит с девчонки. Это больше не его забота, а моя. И лучше бы ему забыть о её существовании, так проще будет всем.

– Хорошо, – Олег похлопал меня по плечу, а потом резко сжал, заходя под расслабленную подключичную мышцу. – Значит, это не проблема, да? Новенькую нашёл? Только вот живет она далековато. Сколько же ты бензина тратишь? До Горного щита километров семьдесят?

– Я куплю тебе навигатор, любопытный ты мой, будешь расстояния замерять от офиса до домов всех моих баб. А руку бы ты убрал?

– Забудь о ней, у тебя семья есть. Табу, понял? – прошептал Олег и выскочил в открывающиеся створки лифта.– Это моё окончательное слово. Она для тебя – ТАБУ!

– Лучше бы тебе о ней забыть…

…

Он не приехал!

Ни вчера, ни сегодня. Металась по холодной постели, не находя себе места. Потрёпанные занавески уже впускали чуть розоватый рассвет, а сна не было ни в одном глазу. Я гипнотизировала телефон, не находя в себе силы позвонить. Привычка, мать её. Это просто должна быть привычка, иначе как можно объяснить мою ломку? Два выходных, которые дала мне Хозяйка бара я провела скитаясь по квартире. Мысли засоряли голову, а руки так и чесались позвонить и закатить настоящую душевную женскую истерику. Козел! Ни звонка, ни привета!

Жалость к самой себе захватила меня с головой. Я вдруг ощутила себя настолько слабой, никому не нужной и одинокой, что захотелось плакать. Слезы, по-бабьи необъяснимые и настолько непредсказуемые, встали комом где-то в горле, принося ощущение тошнотворной горечи. Я знала вкус слез утраты, боли, бессилия и обреченности, но никогда не знала вкуса ревности. Этот придурок сделал из меня тряпку, за несколько месяцев превратил в скулящую сучку, оставшуюся в холодной

постели всего на пару ночей. Ведь я как могла старалась не впустить его туда, куда вход мужчинам был закрыт навсегда. Держала на дистанции, вернее думала, что держу!