Наконец, когда Юля потеряла всякую надежду услышать от него хоть что-то, он все же заговорил:
— Не решил еще. У тебя есть какие-то особые пожелания на этот счет?
— Есть!
— Ну, давай! — скептически. — Удиви меня!
— Я прекрасно понимаю, что вы примете меры. Это неизбежно. И в какой-то степени даже правильно, с точки зрения устава общежития. Но…
— Но?
— Не хочу, чтобы всем стало известно, кто именно сдал вам ребят!
— Пытаешься Муравьеву защитить?
— Пытаюсь восстановить справедливость! — возмутилась Юля. — Вы же вынудили ее признаться и подставить нас всех! Вы надавили на Тоню! Естественно, она предпочла спасти себя, потому что боится вас до чертиков!
Каримов остановил автомобиль на светофоре и посмотрел на нее в упор.
— А ты? — раздался его мягкий зомбирующий шепот.
— Что — я?
— Ты не боишься?
— А должна?
На светофоре загорелся зеленый свет, и Серп рванул с места, уже в который раз оставив ее вопрос без ответа. Юля зябко поежилась, обхватывая себя руками и едва сдерживая внутри стон разочарования. Не клеился у них разговор. Никак не клеился. Оба были слишком напряжены, раздражены, замкнуты. И от этого становилось тошно. На душе. На сердце. В мыслях.
— Я обдумаю твою просьбу, — спустя некоторое время сухо заявил Марат.
На что Попова лишь смиренно кивнула, отворачиваясь к окну.
— Ты со своей припадочной подругой разобралась? — прозвучало внезапно.
Ей потребовалось не меньше минуты, чтобы сообразить, о ком идет речь.
Перекинув волосы на одно плечо, Юля отрицательно покачала головой:
— Нет.
Вообще-то, она пыталась. Дважды звонила этой охреневшей сучке, но была проигнорирована. Затем девушка отправила Заболоцкой четыре сообщения, пытаясь договориться с ней о встрече и выманить на нужную территорию — в клуб. И вновь не получила абсолютно никакой обратной связи.
— Почему? — в голосе Каримова появились металлические нотки.
— Неделя выдалась тяжелая! — ехидно бросила Юля, сверля взглядом своего профессора. — Большая учебная нагрузка. Не было ни одной свободной минутки. Пришлось отложить наши с ней разборки… до лучших времен.
Серп понимающе хмыкнул и посоветовал со знанием эксперта:
— Не затягивай с этим. Я повторюсь: безнаказанность окрыляет!
На сей раз Попова оставила его замечание без ответа. Выразительно посмотрев на Марата, она демонстративно отвернулась к окну.
Ядовитые мысли отравляли ее разум. Отравляли все ее нутро.
— Не преувеличивай, Юля! — гневно рыкнул мужчина. — Понимаю твои чувства, но я такого не говорил! Научись меня слушать, в конце-то концов!
Вздрогнув от неожиданности, Попова медленно повернула голову и ошарашенно уставилась на Каримова, с запоздалым раскаянием осознав, что выпалила свою гневную тираду вслух. Вслух, черт подери!
Страх сковал ее тело. Кислород внезапно закончился в легких — дышать стало нечем. Сердце пропустило удар, а потом зашлось в груди с запредельной скоростью. Пытаясь хоть как-то исправить ситуацию, она промямлила:
— Я… я…
— И тем не менее ты права, — протянул он, задумчиво вглядываясь вдаль. — Неважно, что я ощущал в тот момент. Неважно. Я не должен был говорить тебе подобных вещей. Это удар ниже пояса. И поверь, я этим не горжусь!
Будто не веря в реальность происходящего, Юля тихо уточнила:
— Вы что? Вы… извиняетесь?
— Пытаюсь! — отозвался мужчина после небольшой паузы.
Совершенно не представляя, как реагировать на его заявление, она часто-часто задышала, стараясь не разреветься подобно идиотке.
Нервно заламывая собственные пальцы, Попова лихорадочно пыталась подобрать слова, чтобы тоже попросить у него прощения за свои… действия.
Однако все мысли махом вышибло из головы, когда он снова заговорил:
— И нет, я не планирую лишать тебя возможности хоть куда-то возвращаться после работы. Все гораздо проще. Я планирую лишить тебя… самой работы!
— ЧТО? — от возмущения ее голос сделался выше на пол-октавы.
— По крайней мере этой, — прозвучало бескомпромиссно.
— Но… нет, вы… а как же я…
— Успокойся! — сурово. — И внятно сформулируй мысль!