Тачдаун

В моем желудке ощущается странный трепет. Предпочитаю думать, что это кровожадные летучие мыши, рвущиеся на волю, чтобы полакомиться этим засранцем.

Да какого дьявола?!

Всего пару минут назад я беспокоилась о том, что гребаная стена испачкает мне платье, а сейчас ко мне прижимается мокрый, как черт, парень, облапывая грязными руками, и мой мозг в это время: «ля-ля-ля, мне плевать».

Очнись, предатель! Парни-шлюхи не в нашем вкусе!

– Сделаешь это и останешься без зубов, – предупреждаю я.

– Ты хочешь меня так же, как я хочу тебя.

– Только в твоих озабоченных мечтах.

– Да ну? – Его глаза загораются опасным блеском. Чейз наклоняется и слегка касается губами моего уха, жар волной прокатывается вниз по телу, по пути задевая соски, и я крепко сжимаю бедра, пытаясь унять возникшую между ними пульсацию. – То есть, если я прямо сейчас скользну рукой между твоих ног, мои пальцы не станут влажными?

– Да пошел ты!

Я яростно отталкиваю его и, развернувшись, ухожу, желая немедленно убраться из этого места. Чейз со смехом отходит прочь, швыряя мне спину:

– Так я и думал.

Выключив двигатель, я выбираюсь из машины и задерживаюсь на крыльце, всматриваясь в горящие окна нашей гостиной.

Утром, когда я вернулась с пробежки, мамы уже не было дома. И я целый день не могу отделаться от чувства вины перед ней за весь тот спектакль с Чейзом. Я заслуживаю нотации. Надеюсь только, что она дома одна и это будет уютная пятиминутная ссора, а не грандиозный двухчасовой скандал с привлечением копов, которых вызовут обеспокоенные криками соседи. Руби не из тех ужасных женщин, которые между собственным ребенком и мужчиной занимают сторону последнего, но и жертвовать своими интересами не в ее правилах. Поэтому проще предугадать погоду на Гавайях, чем тон, в котором пройдет наш разговор.

– Мистер Джонсон умер, – будничным тоном сообщает мама, когда я вхожу в дом.

Я застываю на месте, проматывая в памяти имена всех наших немногочисленных родственников, друзей, знакомых, и озадаченно хмурю брови.

– Кто это?

– Сосед из дома напротив.

– Ты знаешь, как зовут наших соседей? – Избавившись от обуви, я прохожу в гостиную и бросаю рюкзак на диван. – Ну, конечно ты знаешь, как зовут наших соседей, ведь ты воруешь их почту.

– Фу, как грубо, Хантер! Я просто иногда путаю ее с нашей. Твоя мамочка такая невнимательная, – щебечет Руби, поворачиваясь ко мне спиной и приподнимая волосы, чтобы я могла застегнуть молнию на ее черном «траурном» платье, с глубоким декольте и ажурными вставками.

Надо признать, выглядит она сногсшибательно. Впрочем, как всегда. Вспомнить хотя бы школьные времена. Когда других детей забирали угрюмые мамаши в несвежей домашней одежде и с волосами, собранными в неопрятные хвосты, Руби приезжала на своем стареньком рычащем «Чарджере» как голливудская кинозвезда: стильная укладка, красная помада, одежда модных брендов и каблуки высотой не меньше четырех дюймов. Никто и подумать тогда не мог, что волосы она укладывает сама, обувь донашивает за богатенькой кузиной из Джорджии, а одевается только в комиссионках.

– Так ты пойдешь со мной выразить соболезнования Джонсонам? – спрашивает мама.

– Господи, зачем?

– Два слова, сладенькая. Бесплатные. Закуски.

Я морщу нос.

– Ты отвратительная.

– И это говорит девчонка, которая избивает моих гостей. – Она резко разворачивается ко мне, чтобы оценить, какой эффект произвели на меня ее слова, и, явно довольная увиденным, добавляет: – Я наблюдала за вами из окна, Хантер. И уверена, не я одна.

Закусываю нижнюю губу, пытаясь подобрать слова, которыми можно объяснить свое утреннее поведение, но мать меня опережает.

– Ты разочаровываешь меня, персик. Сколько раз можно повторять: хочешь сделать что-то неправильное, убедись, что вокруг нет свидетелей.

Улыбка трогает мои губы.

– Значит, ты не злишься на меня?

– Разумеется, злюсь. Почему ты не рассказала мне, что вы знакомы? Тогда бы я не чувствовала себя такой гребаной идиоткой.

– Идиоткой?

– Ну да. – Она подходит к зеркалу в гостиной, поправляет помаду на губах и проверяет, не измазала ли та зубы. – Мы с Чейзом перепихнулись. Оба получили все, что хотели, и разошлись. Глупо было думать, что он вернулся, потому что все эти дни не мог выбросить меня из головы…

Я ощущаю укол вины.

– Ты действительно так подумала?

Руби небрежно пожимает плечом, ее взгляд скользит по мне, а затем снова возвращается к зеркалу. Глядя на свое отражение, она слегка вскидывает подбородок и расправляет плечи, словно пытается выглядеть увереннее, но меня не так легко провести. Я знаю, что ее образ первоклассной стервы – всего лишь собственноручно выкованная броня, которая скрывает хрупкую ранимую женщину, прошедшую через ад и с трудом вернувшуюся обратно.

Меня накрывает чувство стыда, и я вкратце рассказываю ей о нашей с Чейзом войне, опуская момент, как выбросила его одежду в мусорный бак, и избегая ненужных деталей, вроде разбитого байка и пошлых предложений футболиста.