Таежным фарватером

Анатолий Парунин, обладатель вполне повстанческой бороды, — человек молчаливый, рассеянный на людях. Но он преображается, когда остается наедине с керновым ящиком — рабочей коллекцией геолога. Стоит растормошить Анатолия — и он с увлечением начинает рассказывать о подземных тайнах. Для него керновый ящик с продольными полуметровыми перегородками превращается в строки увлекательнейшей книги по геологии. Столбики керна, окрашенные то в светло-песочный, то стальной, то грязно-коричневый цвета открывают ему родословную пластов. Для него аргиллиты — глинистая порода, не размокающая в воде, — волшебная непроницаемая крышка над огромным нефтяным котлом.

Вот этот, например, столбик аргиллитов поднят с глубины 2212 метров, о чем напоминает карандашная запись на деревянной перегородке ящика. Рядом — другой. Он светлее. И пахнет керосином. Это песчаник — коллектор нефти, как выражаются геологи. Против отметки «2216-й км» лежит еще один столбик песчаника — глинистого. Он, как объясняет геолог, не содержит ни воды, ни нефти. И наконец, последний образец породы — те самые двадцать сантиметров нефтеносного керна, о которых сообщил утром по рации на базу буровой мастер.

— Чувствуете? Пахнет нефтью! Если бросить в воду — зашипит. Это газ «заговорит». Значит, скоро должны добраться до нефтяного пласта.

И на память нам преподносится подарок — пятисантиметровый столбик нефтеносного керна, кусочек темно-серой затвердевшей породы, пролежавшей в недрах миллионы лет.

Чтобы узнать все об этом керне — предвестнике нефтяного фонтана, мы спрашиваем геолога, кто поднял его из скважины.

— Помощник бурового мастера Аникин.

Идем на вышку и спрашиваем помбура. Он наверху. Принимает инструмент. Понятно, мы не упускаем случая подняться на вершину буровой.

Она стоит в гордом одиночестве на чисто «выбритом» от таежной поросли месте. Сплетенная из металлических труб вышка цепляется за ненадежную болотистую почву четырьмя лапами и толстенными тросами. Эту сорокаметровую громаду монтажники сладили прочно. И все-таки в надежности металла начинаешь сомневаться, когда, отсчитав несколько тысяч деревянных ступеней, достигаешь вершины.

По пути наверх переживаешь немало трепетных минут. Например, тогда, когда ревут дизельные агрегаты у подножия вышки. Они рождают такой гул, будто отделение танков рвется в атаку. Трепещет металл. Зыблется под ногами лестница. И в это время рядом — во чреве вышки — стальной «кулак» подъемного крана поднимает из глубин трубу с лоснящимися боками. Ее называют здесь колонной.

С помбуром Аникиным мы выбираемся на верхнюю площадку. Тут довольно тесно. И не покидает чувство какой-то зыбкости. Но открывшаяся панорама столь величественна, что исчезает всякая тревога за свое маленькое «я». Выше нас только острие громоотводного шпиля да небо. Вокруг плещется хвойный океан. Серебрятся неведомые озера. Проступает ржавчина болот. Ничто не мешает рассмотреть недоступные прежде просторы. Мы торопимся запечатлеть все это на кино-и фотопленку. Шумно восторгаемся неутомимой протокой, проделавшей путь от Оби к подножию буровой.

И еще хочется запомнить этот клочок земли, освобожденной от тайги, куда пришли нефтяники: плоские крыши балков, раскладушки под пологами в тени деревьев, сушеная рыба, что висит на бельевой веревке, словно стираные носки, вафельная земля от тяжелых тракторных гусениц, трубы, разбросанные, словно спички, нефтеналивная баржонка на приколе у пристани, квадратный настил, куда приземляются вертолеты. Вот она, глухая заимка нефтяников. А помбур не склонен разделять наши восторги. Он кажется безучастным, как старатель, привыкший к золотым россыпям.

— Красиво, однако, — соглашается он как-то с неохотой. — А вот если снять тут слой земли — с тайгой да болотами, то увидим локосовскую структуру, то есть берег нефтяного моря. Так говорят про нашу точку знающие люди.

Потом Аникин заметил, что толщу земли сорвать удается только ученым в воображении. Поэтому посылают в недра надежного разведчика — стальное долото. Да и то не всегда помогает оно разгадать, на какой глубине, в каких пластах схоронена нефть.

Мы спрашиваем и его о счастливом керне.

— Это верно: керн действительно удачу обещает. Пробурили два горизонта — и оба водоносные оказались. А третий, однако, нефтью поманил. Значит, надежда есть.

Смолкают дизели. Прекращает муравьиную работу трактор.　 Над буровой повисает тишина. Слышится только посвистывание ветра в пролетах вышки.

— Обедать, однако, пора, — заметил помбур.

И мы расстаемся с облачной высью.

Вся бригада уже в столовой. Тут хлопочет раскрасневшаяся от печного зноя повариха Надюша. Рабочие опускают ложки в миски с горячей ухой. И вдруг замерли ложки в руках — слышится стрекот вертолета. Мигом пустеет столовая. Визит крылатого гостя с Большой земли никого не оставляет равно* душным.

— Отпускники приехали!

— Овощей привезли!

Над кронами сосен и кедров завис МИ-4. Держится на почтительном расстоянии от конуса буровой. Потом медленно опускается на бревенчатый настил.