Таифская роза Адама

Этот проклятый кошмар, преследовавший его столько лет… Он уже успел запомнить его наизусть, но теперь… Теперь он словно бы окрасился в новые цвета, подобно тому, как киношники делают цветными старые черно-белые пленки с фильмами. Только все эти краски имели один оттенок — этим оттенком была боль.

Каждый раз его разговор в кошмаре был вымышленным и в то же время, таким реальным… Наверное, реальным его делали глаза… Ее глаза. Глаза Карлы Сфорца, которая смотрела с такой ненавистью и отчаянием, предрекая пустоту и забвение… Так и получилось… Адам был одинок, чудовищно одинок.

— Очнулся, — слышит возле себя знакомый женский голос. Он не удивлен. Нисколько. Разочарован-да, но удивления нет.

— Я в аду? — спрашивает хрипло и иронично, отрывая от подушки тяжелую голову.

Вдыхает полной грудью. Воздух в комнате перенасыщен ее терпко-слащавым ароматом парфюма. И в то же время, в нем еще можно уловить нотки страсти с той, другой, ее запах, чистый и дурманящий. И он с жадностью цепляется за него, вслушиваясь, как за спасательный круг.

— Думаю, можно сказать и так, Адам… В твоем собственном аду — это уж точно… — возвращает его из собственных мыслей женский голос напротив.

Кейтлин заняла то самое кресло, на котором несколькими часами ранее сидел он сам тогда, когда… Сердце заныло. Он подумал о Ней и внутри все болезненно сжалось.

— Ты, наверное, хочешь спросить, где твоя Ника? — усмехается женщина. Небрежно закинув ногу на ногу, рука расслабленно лежит на подлокотнике. В каждом движении элегантность. Она выглядит безукоризненно. Белоснежный костюм-тройка. Туфли в тон, минимум украшений. Эффектно контрастирует с темным интерьером комнаты, в которой повисло тревожное напряжение, — вернее… Не твоя, Адам… Ты ведь уже все понял, да?

— Я понял, что ты пыталась меня отравить, Кейт, — тихо отозвался мужчина, все еще не глядя на нее.

Кейтлин чуть слышно хмыкнула.

— Отравить… Звучит некрасиво как-то. Нет, Адам. Скорее я пыталась раскрыть тебе глаза. На неё. Ты должен был увидеть, кто она на самом деле для тебя. Понять, как ошибался.

— И как же работал твой план?

Девушка снова усмехнулась.

— Да, я дала ей яд. Очень была на тебя зла, Адам. Но не смерти твоей я реально хотела. Думала, она отравит тебя — а я спасу. Я здесь, чтобы дать тебе противоядие и заодно показать, что она не стоит тебя. Она предатель, убийца. Какой пришла к тебе, такой и остается…

— Как видишь, оно не нужно. Я жив и здоров. Ника дала мне снотворное вместо твоей гадости.

Та капризно кривит губы в ответ.

— Слабачка. Даже это не смогла сделать. В любом случае, Адам. Она предала. Она не хочет быть с тобой. Ты поставил на кон всё, что имел ради нее, а она ушла. Ты не нужен ей, она не любила. Каково это, а? Что ты чувствуешь? Я ведь говорила тебе, что будет больно, а ты не поверил, не послушал меня…

Адам поднимает свое туловище с кровати, садится на край и закрывает тяжелую голову руками, тяжело и устало вздыхает.

— Думаешь сейчас сыграть в мстительницу, Кейтлин? Не получится. Ты выглядишь жалкой. Оставь это всё. Между нами всё кончено. Ника к этому не имеет никакого отношения. Я не хочу тебя. Ни как женщину, ни как спутника, ни как друга. Уходи. По-хорошему прошу…

— Прошу… — повторяет она, наконец, отрываясь от своего места, подходит к нему, присаживается рядом на колени.

Он поднимает на нее, наконец, уставшие глаза. В ответном взгляде боль.

— Неужели ты не видишь, а? — ее броня слетает, вмиг оголяя всю правду отвергнутой, мучающейся в агонии неразделенной любви женщины, — только я была тебе предана, Адам. Всегда была. Я твоя женщина. Отпусти эту малолетку или убей за то, что снова пыталась с тобой расправиться, плевать. Главное то, что она тебя не выбрала, а я… Я всегда выбираю только тебя. С самой первой нашей встречи. Я люблю тебя, Адам. И ничего не могу сделать с этой своей проклятой любовью.

Он касается ее щеки, почти нежно, с сожалением. На секунду взгляд Кейтлин насыщается надеждой, но она тут же тухнет, когда девушка слышит то, как кричит Адам.

— Омар! — зовет он слугу, словно бы зная, что снаружи в коридоре его помощник, — заходи.

Секунда — и дверь жалобно скрипит. С таким же жалобным видом на пороге оказывается евнух.

— Перед тем, как покинуть свой пост, Омар, сделай одолжение, отвези лично мисс Кейтлин в аэропорт. Она сегодня же возвращается в Лондон. Въезд в Таиф, равно как на Химьярит, Сокотру и в Дубай ей закрыт раз и навсегда…

— Да, господин, — услужливо кивает Омар, на которого Кейтлин теперь переводит недоуменно-недовольный взгляд.