— Не бойся, дочь моя, говори, и я попрошу за тебя перед господом.
Со слезами на глазах Нян прижалась к решетке и рассказала обо всем, что произошло с вечера свадьбы и до дня освобождения из-под следствия.
Хоан слушал внимательно. Если Нян на секунду умолкала, словно в раздумье, он ворчливо приказывал:
— Не утаивай ничего! Говори обо всем!
Когда Нян кончила свою исповедь, Хоан шумно вздохнул и спросил:
— Значит, полагаешь, что ваш Тиеп человек справедливый и добрый? Считаешь, он проявил по отношению к тебе великодушие? Думала ли ты, почему он так поступил?
Нян молчала. Ей было трудно ответить. Тиеп никогда не принадлежал к числу ее друзей. Но после всех событий он казался ей честным и прямодушным человеком. Тяжело раненный пришел защитить ее, не требуя благодарности. Нян уже не испытывала к Тиепу прежней вражды, однако вопросы Хоана ее насторожили, в них был какой-то подвох. Про себя Нян решила, что ее спасли от тюрьмы молитвы, обращенные к богоматери, поэтому она никому не обязана ничем. Но не могла забыть своего замешательства, когда Ай спросила ее: «Неужели, сестра, Тиеп позволил бы, чтобы невинный человек пострадал?» Сейчас ее спрашивал об отношении к Тиепу отец Хоан, и ему она не имела права лгать.
— Что молчишь? Ты ведь знаешь, что должна говорить своему исповеднику одну только правду? — нетерпеливо прервал ее размышления Хоан.
— Простите, святой отец, у меня в голове все перепуталось. Может, мои слова покажутся вам дерзкими, но мне кажется, что Тиеп — человек справедливый и честный.
— Вот как? — в голосе звучало неподдельное изумление, тут же сменившееся раздраженными интонациями. — Да ты, оказывается, глупа и наивна. Этот Тиеп — злой демон, а такие умеют хорошо притворяться, обманывая невинные души. К счастью, дева Мария не дала тебе впасть в заблуждение. Читай со всем усердием Библию, молись и кайся, и господь будет милостив к тебе.
— Я так и поступаю, святой отец.
— Хвалю тебя за это… А ты, часом, не забыла клятву, данную тобой при вступлении в наше тайное общество?
— Нет, святой отец, я ее хорошо помню.
— Это правильно, дочь моя, — голос Хоана немного смягчился. — Тогда ты помнишь, значит, о необходимости повиновения, о готовности даже жертвовать собою во имя святого дела нашей церкви?.. Всякий раз, когда нечистая сила будет искушать тебя, вспоминай эту клятву! Ты меня слышишь?
— Да!
— Не испытываешь ли ты иной раз неприязни ко мне или к твоим единомышленникам по обществу, особенно когда остаешься наедине со своим сердцем?
— Нет, святой отец. Это мне чуждо. И потом, от нечистых мыслей меня избавляет святая дева, — тут Нян покривила душой, потому что в последнее время она ощущала глухое раздражение при виде Лак, Мэя, Нгата и других, но даже сама себе в этом не признавалась.
— Это хорошо! Но готова ли ты во славу господа нашего преодолеть все горести и препятствия, которые могут встретиться на твоем пути?
Нян разрыдалась. Ей показалось, что в словах исповедника прозвучало обвинение в слабости. Подавив рыдания, она умоляющим голосом выдавила из себя:
— Господи, прости и помилуй меня, грешную… Да, я готова все вынести, как в давние времена все стерпел господь наш Иисус Христос.
Отец Хоан забормотал скороговоркой:
— Дочь моя, возвращайся в лоно нашего общества, не таи в сердце своем зла на своих братьев и сестер, воля общества — наша воля, наша воля — воля божья, аминь.
Нян скрестила руки на груди.
— Повинуюсь вам, святой отец… — Она с трудом поднялась с колен и, дрожа от нахлынувшей слабости, с трудом вышла из церкви. Голова у нее кружилась, но свежий воздух быстро привел ее в чувство. И тут в сумраке галереи, опоясывавшей епископский дворец, Нян заметила двух монахинь. Одна из них была сестра Кхюен, другую Нян видела впервые.
— Здравствуйте, сестры, — поздоровалась Нян.
Ей ответили легким наклоном головы. Кхюен подошла К Нян и тихо сказала:
— Мне надо с тобой поговорить.
Нян бросила вопросительный взгляд на вторую монахиню. Кхюен поняла его и так же негромко сказала:
— Ее не опасайся, она почти ничего не слышит.
Все трое отошли в тень, и Кхюен спросила:
— По каким делам у нас?
Нян рассказала о том, что приходила исповедоваться, но Кхюен слушала невнимательно, словно совсем не это интересовало ее.
— И все — пришла только для исповеди? Иль у тебя есть еще к кому-то дела? — спросила она.
Нян неожиданно вспыхнула и потупилась. Кхюен увидела ее смущение и язвительно заметила:
— Ах ты как раскраснелась! Посмотреть на тебя, сразу подумаешь другое. Ты… не к нему ли попасть хотела?
Нян ответила отрывисто, пристальный взгляд сестры Кхюен тяготил ее.
— Я пришла к отцу Хоану… Но у меня еще есть дело… К епископу… Только сказали, что его нет, куда-то уехал…
Лицо Кхюен, такое миловидное, неожиданно стало злобным.
— Никуда он не уехал. Он не хочет видеть тебя.
Нян возмутилась — какое право имеет Кхюен так разговаривать с нею — и сердито посмотрела на собеседницу. Та спокойно приняла вызов, и Нян, не выдержав ее ревнивого взгляда, отвела глаза.
— Я не собираюсь никому докучать.
Кхюен смягчилась.
— Я знаю, что он недоволен тобой, поэтому и предупреждаю тебя.