Тайфуны с ласковыми именами (Эмиль Боев - 6)

- Весь вечер только тем и занимаюсь. И дико нервничаю. Мне все казалось, на вас снова напали... и, может быть, я вас больше не увижу.

Пять или шесть недокуренных сигарет, лежащих в пепельнице, подтверждают ее слова. Обычно она выкуривает такое количество за день.

- Зря вы беспокоитесь, милая. Каждый вечер покушения не совершают. Даже в нашем мирном Берне.

- Вы, Пьер, единственный человек, в ком я могу найти опору! Эта жалкая Виолета оказалась неблагодарной...

Я предупреждающе вскидываю руку, предлагая ей сменить пластинку, и без всякой связи спрашиваю:

- А как там ваши друзья импрессионисты? По-прежнему схватывают мгновения, или как это у них называется? Неуловимое и вечно переменчивое...

- В последнее время перемен хватает и тут, вокруг нас, - отвечает Розмари. - Жаль только, что все они не слишком приятны.

- Мы сами виноваты: не умеем радоваться жизни, - глубокомысленно замечаю я. - А что, если нам на днях прогуляться в Женеву?

Она смотрит на меня удивленно, пытаясь расшифровать мой настойчивый взгляд, и отвечает:

- Почему бы нет? Хоть с папашей повидаюсь. С "папашей Грабером", уточняю я мысленно и ухожу на кухню. Однако Розмари следует за мной, и, чувствуя, что ей не терпится сказать мне о чем-то, я, миновав кухню, выхожу через заднюю дверь в сад, заговорщически кивнув Розмари.

- Что-то вы сегодня так странно себя ведете? - спрашивает Розмари, понизив голос. - И что означает эта ваша мимика? Неужели думаете, нас подслушивают?

- Уверен.

- И с каких пор?

- Вероятно, со дня смерти Пенефа. Положение заметно ухудшилось.

- А чем вызвана ваша поездка в Женеву?

- Не могу сказать, пока не выяснится одно важное обстоятельство.

- Опять я должна сходить с ума...

- Зачем? Давайте лучше полакомимся яичницей с ветчиной.

Отъезд происходит только в среду, рано утром, потому что лишь во вторник вечером я нахожу в тайнике "вольво" лаконичное указание Борислава, и мне приходится битых два часа кружить по городу, пока я получаю наконец возможность оторваться от очередного прилипалы. Бэнтон сдержал слово: никто меня не трогает, но зато слежка не прекращается. Мне удается увернуться из-под наблюдения всего на несколько минут, потом снова, вполне сознательно, я суюсь в поле зрения моего "опекуна", чтобы не вызывать лишних подозрений.

Согласно народному поверью, среда тоже плохой день - по тем соображениям, что находится как раз посередине недели. Но если обращать внимание на поверья, то понедельник еще хуже, не говоря уже о вторнике, дурная слава которого не нуждается в комментариях, а равным образом и о четверге, в особенности же о зловещей пятнице, так что невольно отдаешь предпочтение субботе и воскресенью, но это выходные дни.

Примирившись с нерадостным прогнозом, связанным со средой, я предлагаю Розмари отправиться на ее машине. Конечно, ее красный "фольксваген" очень бросается в глаза, однако, может быть, именно это заставит преследователей поверить в мои добрые намерения. Надеяться на то, что тебе удастся раствориться в транспортном потоке в такой багровой машине - все равно что пытаться спрятать верблюда в стае гусей.

- Ваш "вольво" нуждается в ремонте? - спрашивает моя приятельница, пока я протираю переднее стекло "фольксвагена".

- Вовсе нет. Я даже боюсь, что в мое отсутствие его снабдили какой-нибудь лишней деталью.

- А где гарантия, что и мою букашку не удостоили того же внимания?

- Гарантии нет. Но кажется, в последнее время кое-кто перестал обращать на вас внимание, милая. Боюсь, и на Флору тоже.

- В том числе и вы? - восклицает она с притворным удивлением.

- Вы прекрасно знаете: мой интерес напрочь привязан к одному-единственному объекту. Я не импрессионист.

Утро выдалось солнечное и обещает теплый день, что очень хорошо, а может, и не так уж хорошо - все будет зависеть от температуры, Я предоставляю Розмари вести "фольксваген", в конце концов, это ее машина, а не моя, но все же предупреждаю ее, чтобы без нужды не превышала скорость и вообще не создавала впечатления, будто мы стараемся убежать от чего-то.

Это "что-то" - его я достаточно отчетливо вижу в зеркале над ветровым стеклом - всего лишь черный "ситроен", элегантный, как лаковый башмачок, с показным безразличием движущийся за нами на некотором расстоянии.

- Это вас раздражает?.. - тихо спрашивает Розмари, тоже заметившая черную машину.

- Первое время. Пока привыкаешь. А потом входит в привычку, и испытываешь обиду, если позади никого нет: словно тобой пренебрегли.

- Создается впечатление, что вы давно к этому привыкли.

- Не могу припомнить, с какого именно числа.

- Я вообще ничего не знаю о вашем прошлом, Пьер. В тот вечер, когда я вас так ждала, мне вдруг пришло в голову, что если вы не вернетесь, то так и уйдете из моей жизни, не успев ничего о себе рассказать. Действительно странно: живешь с человеком долгие месяцы под одной крышей, спишь в одной постели и решительно ничего не знаешь о нем, о его прошлом, о детстве...

- Что вам рассказывать о моем детстве, когда его у меня не было, - отвечаю я небрежно. - Я подкидыш, выросший в приюте. Не то что вы - из зажиточной семьи.